Ангелическая мотивация

Текст лекции Александра Секацкого в рамках лекториума «Ангелы в мифах народов Евразии» проекта «Белая индия».

Понятно, что в вопросе ангельского бытия возможны самые различные подходы и вот то, что меня интересует, я назвал для себя ангелической метафизикой и некоторыми вопросами ангельской топологии.

Не то, чтобы речь шла о нравах или повадках, раз уж ангелов сравнивают с птицами, а о вещах, которые при всей своей очевидности следовало бы озвучить. Например, из всего довольно таки видимо разнородного ангельского племени, ориентируемся ли мы на библейскую традицию или на различные другие традиции, мы всегда обнаруживаем определённую неоднородность ангелов. Сейчас нет смысла в неё вдаваться, есть архангелы, есть, скажем так, посланцы, которые должны передать весть, есть истребители – терминаторы, есть и всякие другие, но меня вообще говоря больше всего интересуют самые, что ни на есть, ангельские ангелы, т.е. такие, которых можно назвать наблюдателями или падшими ангелами.

по28441824_11

Меня очень интересует, в чём могла бы состоять ангелическая мотивация, с точки зрения присутствия на Земле. Подобного рода вещи всегда покрыты наибольшей мистикой, как в случае более разработанной демонологии, ангелография менее всего разработана. И остаётся непонятным, зачем этим удивительным существам, оборотням и другим обладателям неких диких сил, зачем им нужно среди всяких паланкинщиков или торговцев рыбой устраивать свои соблазны? Что они забыли в этой глухой дыре? Что могли забыть здесь ангелы? 

А между тем, очевидно, должно же их что-то притягивать. Все проблемы испепеления вызывают некоторые подозрения на счёт своей актуальности, как-то кажется сложным такой обходной путь. И в то же время действительно такого рода вещи существуют. Что мы здесь можем сказать относительно их нравов или, допустим, отличительных черт ангелов. Вот, мой друг Павел Крусанов назвал свой роман «Укус ангела». За что удостоился немалой критики, потому что это был возврат к самым средневековым спорам на предмет того, что есть ли у ангела пупок и сколько их уместится на кончике иглы.

Однако, следует спросить о другом — должны ли ангелы сразу бросаться в глаза и обозначать свой ангельский чин? Или же они должны соблюдать своеобразные правила конспирологии и камуфляжа? Вот если мы подумаем, то нам придётся выбрать именно второй ответ. Иначе не было бы смысла со всеми этими ангельскими историями. Они должны определённым удивительным образом казаться кем-то из нас, заброшенными агентами.

Почему? Иначе, безусловно, утрачивает смысл то, что могло бы вызвать их интерес. А мы предполагаем, что некий фрагмент действительности вызывает их интерес и совсем непонятно почему, но вызывает. Мы возьмём два способа, с помощью которых естествоиспытатели изучают живую природу, по традиции они называются in vitro и in vivo.

In vitro означает, что некая ткань изымается из организма анатомическим путём, чтобы ничто не мешало, производится прямое абстрагирование, и мы можем, по крайней мере, изучить анатомию, и определённые функции этого органа, после чего он гибнет. Это очень полезная для биологии вещь, до сих пор она применяется. In vitro, буквально, из пробирки. Но есть ещё и метод in vivo, когда ткань не изымается и, тем не менее, за ней удаётся проследить, понять, как она работает. Это своего рода высший пилотаж, хотя он затруднён тем, что очень трудно отделить зёрна от плевел, очень трудно выбрать интересующую нас функцию. Но если мы ведём речь о душе или о человеческой истории, то совершенно понятно, что те падшие, прибывшие, попавшие к нам в сети ангелы, либо выбравшие почему- то этот мир плотной осуществленности, конечно же, притягиваются только такого рода встроенным включённым наблюдением, которое не разрушает саму ячейку. Отсюда вытекает естественное правило – нельзя разрушать ячейку, иначе грош тебе цена, как исследователю. И тогда не понятно, что тебя заинтересовало? Хотя мы можем предположить, что и среди ангелов есть такие патологоанатомы, их интересует in vitro . Но вряд ли они преобладают. Скорее всего, это едва различимый ангел, который с одной стороны действительно, как бы один из нас, не всегда понятно на кого он больше похож, то на князя Мышкина, то там на какого-нибудь другого персонажа, а в то же время всё же, чем-то они и отличимы. Безусловно, здесь есть некая проблема спровоцированного вмешательства. Не возможно ждать год за годом, день за днём пока великий самоповтор времён исчерпается. Какие-то вещи вероятно можно ускорить, спровоцировать и, безусловно, ангельский чин это дополняет. Правильный, опытный ангел, выбрав себе фрагмент универсума, не важно в каком Риме он располагается, внедряется туда, попадает, смотрит во все глаза. Что-то ему нужно, что-то ему важно, что-то ему интересно и будучи вроде как бы одним из нас, вполне возможно, некоторые фрагменты происходящего, некоторые струнки он поощряет, а другие слегка блокирует. А может и нет.

Elvira Amrhein 2 (1)

Может быть даже он ограничивается таким печальным вздохом, или вздохом полным надежды, или вот таким оптимистическим ангельским пением, пролетая над мирами. Это всё не ясно, но тем не менее метод in vivo в самом деле говорит нам, что ангельская конспирология существует, очень высока вероятность того, что значительное число посланцев этого рода из падших ангелов так и не было опознано, но это не значит, что не было посеяно то или иное семя их влияния, то есть та или иная микротенденция, которая потом давала о себе знать.

У Ницше мы об этом читаем напрямую, когда он говорит, что всё великое входит в мир на неслышных голубиных лапках, и чаще всего оказывается неопознанным, да и чем может удивить мир грохот пушек, какая-то особая жестокость в причинении друг другу смерти или страданий, уж точно не это. Уж точно это должно быть что-то такое, что будет собой знаменовать какой-то новый штрих прежде не бывший в великом хронопоэзисе, в спонтанном производстве времени, и вот может быть это и вправду достойно того, чтобы вникнуть, поскольку здесь невозможно вмешательство самого Демиурга.

Есть такой известный тезис, что если даже Бог и сотворил мир, то шахматы в нём он точно не сотворил. Если мы вдумаемся, для примера возьмем шахматы, что вот она деревянная доска, деревянные фигуры резные, обладающие определённым весом, подчиняющиеся законам трёх развёрнутых измерений, собственно геометрии и гравитации, но нам даже не нужно представлять себе свёрнутые миры в духе современной теории суперструн, но можно просто сказать, что через этот странный момент действительно приоткрывается некий портал, где расставлены на доске фигуры, и играющие друг с другом призадумались и начали их тихонечко передвигать с одного места на другое. При этом, что мы видим. Видим, что сохраняется касание материальных объектов с материальной же поверхностью, но событие происходит не здесь. Здесь находится именно лишь гомеопатическое крепление этих событий, которые происходят в том открывшемся портале шахматного искусства. Иногда игроки могут и забыть про доску, удалиться в сад, продолжать разыгрывать в уме, но могут и вернуться, воспроизвести ходы, показывая, что этот портал пригоден для входа, но сам по себе он не очень-то и нужен.

Вот такого рода распахнувшиеся миры, странные выходы, это могут быть ведь не только шахматы, но и какой-нибудь уличный кукольный театр, почти средневековый, совершенно простой, когда можно достать из пыльного сундука несколько кукол, и тут же натянуть тент, и они разыграют удивительную историю, хотя до этого всё находилось в чемодане. И вот из чемодана достали целый мир и на какое-то короткое время происходит иллюминация любви и гнева и т.д., того, что при этом возможно.

Странным образом, мы действительно обретаем некие удивительные возможности приоткрывать миры, которые на самом-то деле очень многое могли бы нам сказать и о феноменах ангельского присутствия в том числе, присутствия того, кому это могло бы быть интересно.

Очевидно, что есть двоякого рода трансцендентная устремлённость, помнится автор «Ночного дозора» сортировал великих иных по- своему, на Свет и Тьму, но в действительности их можно разделить, как идущих отсюда туда и оттуда сюда. Скажем, действительно, как бы есть те, которые отсюда тоскуют о некой утраченной духовной родине или там, куда направлены их взоры и речи, им видится некий свет истины и они стараются о нём поведать миру.

А есть, несомненно, идущие оттуда сюда, заброшенные, попавшие и скорее всего с целью на своих лёгких крыльях и птичьих лапках заглянуть, а нет ли интересных открывшихся порталов. Это будет что-то наподобие шахмат, но не шахматы. Это могут быть какие-то странные вещи, которые только в результате хронопоэзиса и могут приоткрыться, как некая абсолютно инновация, предусмотреть которую не под силу ни одному Демиургу, поскольку мы понимаем, что если предположить, что мир создан из ничего, но всё-таки не сразу, семь дней потребовалось. Потребовалось некоторое время. А собственно говоря, вся суть происходящего это и есть очередные зацепления или захваты времени, когда появляются новые ритмоводители, и мы видим как из регулярности, периодичности возникают событийности, затем события, некие великие нерегулярности, и они-то, в принципе, могли бы быть ангелам и интересны. Они-то действительно могли бы заставить, время от времени, обозревать этот мир. И не только с целью в очередной раз наставить кого-то на путь истинный или превратить в соляной столб, а смотреть во все глаза, не просмотрели ли мы чего-нибудь такого, на что стоило бы обратить самое, что ни наесть, настоящее внимание, и что не входило в великий замысел.

А если всё происходящее должно было входить в этот великий замысел, то конечно наблюдения за миром теряют всякий смысл. И вот тут среди прочего, мы можем по своему переосмыслить эти самые пресловутые контакты, контакты первой, второй и третьей степени. Под контактами первой степени мы могли бы понимать, как раз в частности, творение, ex nihilo, миры, создаваемые из ничего. Это максимально преобразующий контакт.

Мы не знаем было ли до этого нечто в дотворческом состоянии мира, но знаем, что после творческого преображения ничего не осталось, действительно контакты, которые стирают всё. Сминают всякое прежнее сущее, которое не может остаться в качестве ничто.

Ну, если условно, какой-нибудь волк съел ягнёнка, то точно также в духе контакта первой степени, он переводит его в ничто, по крайней мере тогда, когда строит из него собственное тело или собственный организм. А Господь, который всемогущ, преодолевает и возможность некой памяти о прежнем нечто. Эти контакты первой степени нам ясны и они странным образом не столь интересны. Будут ли они осуществляться в духе излияния творческих эманаций или, наоборот, в форме великого сжатия, с точки зрения нашей задачи они вторичны.

Далее, контакты второй степени, условно говоря, коррекции. Как раз потоп или, допустим, история Содома и Гоморры. Такие коррекции – назидания, что-то пошло не так. Они уже не сводят мир к состоянию ничто, быть может это бич божий, гнев божий, можно назвать как угодно, но, похоже, что здесь тоже не требуются ангелы, по крайней мере, не требуются ангельские ангелы. А требуются те, кто влюбляется, например, в терминатора, но быть может, некоторым образом, всё-же к ангельскому чину принадлежит.

по52046000_cfcee15352ec

И наконец, контакты третьей степени. Это как раз и есть удивительные возникшие миры путём синтеза и самозахвата времён, как такие мелодии суперструнного оркестра, складывающиеся из происходящего. Как некие удивительные, многомерные, распахнутые шахматы или миры странных событий, которые могли бы безусловно интересовать ангелов, просто в силу того, что ничего интересного больше в мире нет, ничего нет до такой степени интересного. Тот же Заратустра, например, он всего ближе к падшим ангелам из всей метафизики европейской, когда спускается со своих вершин в долины, он всё время всякий раз с досадой уходит в горы. Не совсем понятно, что он делает там, в плотных слоях существования. Иногда он чему-то поучает, наставляет. Иногда в гневе, иногда в грусти уходит, но вновь и вновь возвращается туда же. Как если бы мы представили себе, что вот этот странный мир, явно не самый совершенный, тем не менее, обладает всё-же какими-то удивительными приманками, в том числе и ангельскими приманками, в том числе и такими спонтанными, событийными выбросами, которые достойны были бы некоторой трансляции свыше.

Удивительными светлячками или наоборот даже болотными огнями. Они, скорее всего, по ту сторону добра и зла, и для нас это здесь не принципиально. А что принципиально в этих контактах третьей степени или в элементах ангельского присутствия то, что они как раз- таки сконцентрированы вокруг самой живой жизни, вокруг той жизни, которая ещё не машинизировалась, она не представляет собой машину, это не шарманка, в которой бесчисленное количество повторений. Это более ранний этап хронопоэзиса, где вполне ещё возможно производство чего-то воистину нового, прежде не виданного. Что соответствует знаменитому тезису Сартра о том, что сам Бог должен ждать, пока растает сахар. Тому великому тезису, что если мы занимаемся неким человеческим делом, например, решили предаться чаепитию в духе китайской чайной церемонии, то нет в мире силы, способной ускорить текущую струю. Чтобы само это чаепитие состоялось, чтобы разговор завязался, чтобы мы обменялись приветственными речами, что-то поняли и почувствовали, нужно ждать. Мы можем буквально из ничего, но не сразу. Все подлинно человеческие, интересные, пронизывающие событийности и редко встречающиеся мелодические фрагменты связаны с такими вот штуками, которые нужно ждать, которые могут появиться внезапно, которые не связаны с мейнстримом. Поскольку весь шум и вся ярость этого мира в известном смысле уже причинена. Есть страшные подозрения, что она Богу точно не интересна. А вот то, что остаётся на этих голубиных лапках, какие-то удивительные светлячки и другие спонтанные искры встречного искрения или те событийные захваты по мере того, как растает сахар нашего существования. По мере того, как мы поймём, чем отличается верность трёхлетней дружбы от верности, которую ты декларировал час назад. Чем отличается некое чувство, закреплённое многократно взаимной усталостью наших тел, и многие другие подобные совершенно удивительные вещи, они с этой точки зрения, безусловно, представляются радикальными инновациями мира, которых не мог бы предусмотреть никакой Демиург.

Но в отношении них быть может и имело смысл, чтоб туда опускались разные батискафы с наблюдателями. Ну или на своих крылышках. Но как-то так, чтобы не разрушить ячейку. Как-то так, чтобы это наблюдение in vivo осталось с точки зрения величайшего вселенского театра, который позволяет нам предположить, что наши чаепития самые неожиданные, необычные. И среди них наверняка останутся какие-то фрагменты того, что ещё не перешло в пустырь регулярности, которая абсолютно предсказуема, а поэтому лишена подлинной жизни и никому не интересна.

Теперь, в самый последний момент посмотрим, какой в частности из этого можно сделать вывод,, что скорее всего, какие-то удивительные, странные события, не связавшиеся в регулярность и поэтому недопрожитые, они могут быть реанимированы и, если угодно, стать удивительной силой, живой водой, которая прибавит жизни, витальности народу, государству, цивилизации или культуре. Будет ли это новый град Китеж, погрузившийся на дно, или знаменитая трава емшан, которую достаточно дать понюхать и хан или половецкий князь вспомнит свою родину или дикое поле. Такие недорассказанные истории, которые именно потому, что они недорассказанны, они как бы, оказались депонированы, примерно, как в анабиозе. И могут быть заново оживлены. Если говорить совсем уж прямо, это что-то вроде асса-культуры. Её мы частично успели застать, прежде всего, в Ленинграде, где с одной стороны шла как бы перестройка, всякое противостояние, противоборство, но существовало это удивительное, ни на чём не основанное, такое кроме правильного чаепития бытие с художниками, музыкантами и просто с замечательными тусовщиками.

Это искусство ещё более высокого типа. И вот все они от Курёхина и Тимура Новикова до запечатлевшего их тогда Сергея Соловьёва образуют собой такую небольшую нишу, которая открылась, а потом захлопнулась. И в отличие от полностью израсходованного материала всего этого шума и ярости перестройки, контрперестройки, великого возрождения и т.д., эта ниша, судя по всему, ещё может быть реанимирована, наподобие града Китежа. И вот в этом смысле ангельская топография и телеология, целеполагание ангельских посещений очень хороши тем, что это и есть живые яблоки или молодильные яблоки с точки зрения любой истории любого народа.

Это то недопрожитое, те недослушанные пластинки, которые и в самом деле стоило бы иметь в своём репертуаре, потому что все большие фрагменты хронопоэзиса уже кончились, их не вернуть назад. Именно поэтому, среди прочих наших версий борьбы за те или иные ресурсы, будет там это территория или нефть или многое другое, невероятно важным является ресурс ангельской топографии, и тех правильных событийностей, тех удивительных, красивых, ангельско-мифологических монограмм, которые поддаются оживлению, которые могут быть заново инсталлированы, запущены потому, что мы можем вернуться к правильной развилке.

по2d50967d6eca

Напомню ещё раз замечательный тезис Ницше, когда он говорит в том же «Так говорил Заратустра», что человек это попытка, даже история попыток и беда вся в том, что в нашей истории откладываются не только правильные, удачные попытки, но и ошибки. И они откладываются с большей долей вероятности. Поэтому лишь наивные люди могут представлять себе, что исторический опыт, каждый следующий оборот шарманки мог бы нас чему-то научить. Если нас что-то и сможет научить, так это попытка отмотать несколько кругов назад и, как раз, найти ту недопетую песенку, ту удивительную недоговорённую событийность, которая точно слышна ангелам, которая на ангельское наречие так и может быть переведена. Но, всё равно это нуждается в своей деконструкции, в своей более тотальной дешифровке. И именно тем самым, мы могли бы говорить о введении великого дистенцаильного ресурса. Вот мне кажется, чем полезна и прекрасна ангельская топография. Danke.

Александр Секацкий

Видео лекции:

В эссе опубликованы художественные работы Elvira Amrhein