Сакральная география Чечни. Нашха

В Центре Льва Гумилева состоялось очередное мероприятие из цикла «Сакральная география», в фокусе — сакральная география Чечни Дмитрия Ефремова

Сакральная география Чечни, это, конечно, вещь субъективная. Понять её можно, только прожив там какое-то время, тогда география заблистает в разных уголках твоей собственной души.

Впечатление о Чечне складывается из нескольких стереотипов. Первый стереотип — это то, что мы видим в инстаграм Главы Чеченской республики Рамзана Ахматовича Кадырова. Это не всегда плохо, по большей части то, что мы там видим, вещи хорошие и правильные, но это не отражает на самом деле действительного состояния дел. Потому что это, естественно, некий гламур. 

Второй момент, откуда берутся наши представления о чеченцах. Они берутся из их активной политической деятельности. Например, в связи с разными убийствами Немцовых и тому подобными экстравагантными вещами. всё равно, это не говорит ничего подлинного о чеченском народе. О том, кто там живёт, чем они живут, через что они прошли. Это две такие крайности о Чечне. Это либо шик, либо роскошь какая-то, либо это какое-то рабство. Такие обывательские представления о Чечне.

Уровень моих представлений о Чечне был близок к представлению обычного россиянина и укладывался строго в эти две полярности. Депардье и кирпичный завод. когда я туда приехал, то увидел, что это не так. Люди живут совершенно обычной, обыденной, простой жизнью. Я понял, что там огромных миллионов мне не светит. Что квартиру рядом с Депардье мне дарить никто не собирается.

Особенно не собираясь там оставаться, я из Чечни благополучно уехал. Вернувшись, я проработал ещё месяц на обычной московской работе, написал заявление и снова уехал в Чечню.

Находясь там пару недель, успеваешь проникнуться особенным духом и особыми отношениями, которые царят внутри чеченского общества. Это общество, безусловно, общество невроза. Оно патриархально, там всё очень жёстко, конкретно и временами очень брутально. оно во многом честнее того, что мы видим здесь. Первым решением, которое я там принял, было моё изменение отношения к чеченцам.

Пастухи на Кезеной-Ам

Четыре года назад найти какую-то информацию в интернете и понять, что такое озеро Кезеной-Ам, было очень сложно. На маршрутке надо доехать до села Ведено. Это конечный пункт маршрутки. от села Ведено ехать не на чем. Стоят там российские пограничники, блокпост стоит. Я подумал, топая пешком с маршрутки, что попрошу, чтобы они меня к кому-нибудь посадили, там есть грунтовая дорога. И тут останавливается машина. В машине сидят четверо характерных чеченцев, которых мы можем видеть, зайдя в торговый центр «Европейский», с чёлками, бородками характерными. И спрашивают, куда я иду, не в Ведено ли? И предложили подвезти меня. И я подумал, что точно сейчас на кирпичный завод. Я отказался под предлогом, что в машине нет свободного места, а я дойду до поста, где меня подсадят. Тогда они высадили одного из ехавших. Место освободилось, отказывать стало уже неудобно, я сел в машину, и мы поехали. Было страшно, скажу честно.

Доехали до Кезеной-Ам. Это были пастухи, они ехали в селение Хой, выше Кезеной-Ам, у которого у них паслись коровы. Они пошли смотреть своих коров, а я вышел на Кезеной-Ам. Я уже начал нервничать. Мне предлагали проехать дальше, но я отказался. И видя, что я нервничаю, они меня выпустили в Кезеной-Ам. Они посмотрели своих коров и на обратном пути снова меня забрали. Тогда я уже немного потерял «бдительность», перестал их бояться. Прошёл дождь небольшой, на горы опустился туман. Мы остановились наверху для того, чтобы они собрали чабрец. Они вышли из машины и начали собирать чабрец по краю холма, и чтобы не сидеть в машине, я тоже пошёл с ними собирать. И такая пасторальная картина.

Старая девятка разбитая, тишина, туман стелется и я, такой паренёк из Москвы, хожу с тремя чеченцами, собираю цветочки по холму. Мы приехали к ним домой. И случилась обычная история кавказского гостеприимства. Собралась куча народу. Там чай пили, ели. когда пошли меня провожать, ко мне вышел их отец. Он был уже старик седой, ему было около 80 лет. Он вышел, попрощался со мной, посмотрел на меня и заплакал. Сказал, смотри, все про нас чеченцев говорят, что мы воины и убийцы, а мы совсем другие люди. И когда я чеченцам эту историю рассказываю, они соглашаются со всем, до того момента, пока я не скажу, что он вышел и заплакал. Говорят, что нет, такого не может быть, чтобы чеченец перед русским заплакал. Никогда в жизни! Но, тем не менее, такая история произошла, которая поменяла моё отношение к этому региону. Что это не какое-то, прямо, чужое, что нельзя включить, с чем нельзя взаимодействовать, что мы не братья и поэтому должны жить по разные стороны. Более того, это точно такие же бедные, несчастные крестьяне, которые в большинстве своём повывелись в центральной полосе России.

Именно это понимание меня подвигло на то, чтобы я туда ещё раз вернулся. Вернулся работать на чеченском телевидении. В Чечне, на самом деле, есть огромное количество возможностей найти работу, даже если вы находитесь на достаточно среднем уровне каких-то профессиональных навыков. Главное — желание и главное — понимать, что денег вы там не заработаете (может быть потом, кстати, и заработаете, но на первых этапах точно нет), но реализоваться — сможете.

Отношение к русским

Отношение к русским, на самом деле, в Чечне, ну как в заповеднике, по большому счёту. Как в заповеднике, осталось там два зубра каких–нибудь, все ходят за ними и смотрят, чтобы с ними не случилось. И никто им не грубит, их кормят, поят. Естественно, через какое-то время, когда русских там станет больше, начнутся совершенно другие вопросы, связанные с конкуренцией. Среда станет намного более жёсткой и тогда уж не до зубров, и «заповедник» не нужен будет. пока, к счастью, русских там не так много и, на самом деле, все дороги в Чечне для них открыты.

Чеченские архетипы

Переходя к теме сакральной географии, надо понимать, что во-первых, те пласты архетипов, которые присутствуют в чеченском бессознательном, можно структурировать, как и в любом обществе, на более глубокие и менее глубокие по временной шкале. Хотя, если мы говорим о чём-то сакральном, то это уровень вечности, поэтому там всё пребывает вне времени.

Когда я решил остаться в Чечне, то решил понять, как живёт народ и его, собственно, душу прочувствовать. Для того чтобы это прочувствовать, я начал искать и читать литературу, которой до сих пор мало. Если вас интересуют книги по истории Чечни, я бы рекомендовал «Фактор КРА. Противостояние» министра Чеченской республики по печати, информации и межнациональным отношениям Джамбулата Умарова, где речь идет о некоем русско-чеченском симбиозе, о заключении двух этносов в какую-то алхимическую пробирку, в которой идет странное взаимодействие между этими двумя живыми этносами, где на выходе мы получаем что-то удивительное и новое.

Из Москвы это не кажется очевидным, но уверяю вас, если вы проживете некоторое время в Чечне, не просто приедете туда, пожив в Грозном, а как-то углубитесь и даже поработаете, то вы почувствуете, что этот народ живёт довольно странной жизнью. И те примеры, которые мы можем прочитать у классиков антропологии о том, как устроен этнос, вдруг неожиданно можно буквально пощупать, причём, не сходя с рабочего места, начиная от различной коллективной ответственности и заканчивая вопросами, связанными с этикетом.

В советское время был такой исследователь Кавказа Виноградов, у него есть работы, дающие ответ на вопрос, откуда пошли чеченцы. Он связывает это с исторической областью, которая называется Нашха. Чеченцев, так называемых, в своё время депортировали, произведя принудительную реновацию, переселив их в Казахстан. Потом им разрешили вернуться в 1953 году. Историческая область Нашха была надолго закрыта для чеченцев, еще год назад чеченцы не могли туда приехать. Сейчас туда можно приехать. Год назад этого нельзя было сделать, несмотря на то, что режим КТО во всей республике был снят в 2008 году, в Нашхе он продолжал действовать по какому-то странному стечению обстоятельств. Рядом находится Галанчож.

Откуда пошло наименование города Грозный?

Очень интересная гипотеза. Сами чеченцы, многие из них, с ней не согласны. Не соглашаются и многие ингуши. Я предпочитаю верить тому, что в своё время прочитал у Виноградова. Чеченцы никогда не считали город Грозный своим, он был построен в советское время. Почему? Чеченцы — кто такие? Это крестьяне, по большому счёту. Крестьяне, которые жили либо на равнине, либо в горах, это не горожане. Не жители этого самого прекрасного города Грозный, который сначала был форпостом, крепостью, который отражал, нападал и вырезал злобных, по представлению наших колониальных господ, местных жителей, а потом стал промышленным центром. Коренных чеченцев, даже когда они начали возвращаться в 1953 году, там было не так много. В Грозном жили представители совершенно разных национальностей. Это был такой полиэтничный город, где чеченцы не были никогда большинством. Поэтому они неистово уничтожали его в период чеченской кампании. То что мы имеем в виде Грозного, который построен сейчас, это к Грозному, к тому советскому, не имеет практически никакого отношения. Это совершенно новый город и на чеченском языке название города звучит как «соьлжа-гiала».

Чеченский язык сложен для произношения, поэтому я скажу «сонже-гала» — город на реке Сунже. А что такое «гала»? «Гала» — это город, но ещё и башня. Но есть в некой сакральной прародине чеченцев озеро, которое называется Галанчож-Ам. Собственно, и сама эта область называется Галанчож. Есть легенда, которую пересказывает советский исследователь Виноградов. Он говорит, что первопредка, который первым пришёл туда, и от которого берут начало первые четыре чеченских тейпа, звали Га. Он пришёл туда на это озеро и начал строить башни.

И на самом деле, по-чеченски «город» и «башня» — это одно и то же. И первые четыре чеченских тейпа происходят из этой галанчожской области, из области этого озера, из области Нашха. Озеро Галанчож-Ам считалось священным.

Область Нашхи является той самой сакральной прародиной чеченцев, которую можно практически пощупать. Прийти туда, поспать там и увидеть чеченские сны. Там нет никакой инфраструктуры, нет нормальных дорог, с ней же связана большая трагедия, которая является национальной трагедией чеченского народа. Это, так называемый Хайбах. В период депортации, когда чеченцев отправляли в Казахстан, это надо было сделать строго до 23 февраля. Дороги были размыты. Наши «доблестные» нквдешники вместо того, чтобы этот вопрос решить мирно, проявили себя в лучших традициях нацистов из того же Дахау. Они сожгли целое село Хайбах со всеми жителями, заперев их в ангаре. 

Об этом стоит помнить. Более того я считаю, как любой нормальный человек, что это ужас и кошмар. Нельзя людей жечь в сараях, не смотря на то, в каком количестве они там пребывают, один человек или сотня. Во-первых, Хайбах находится в той исторической чеченской области Нашха. После случившегося в Нашхе они перемещаются в Казахстан, т.е. этнос начинает размыкаться. Потом ему разрешают вернуться обратно. Это всё похоже на очень странный, чудовищный советский эксперимент, но вряд ли этот эксперимент был сознательно придуман. Хотя, в принципе, можно предположить, что за этим стоял такой бесчеловечный архитектор. Чеченцев депортируют в Казахстан, затем разрешают вернуться, но им было запрещено не то, чтобы селиться, но приезжать в Хайбах, находиться там. И не только в Хайбах, но и во всю эту область, которая являлась для них священной.

Интересно то, что у чеченцев есть история, связанная с Чашей Единства. Эта чаша состояла из лепестков, на которых были выгравированы имена всех чеченских тейпов, которые там существуют. И они питались из этой чаши, вершили суд, решали свои очень важные вопросы, дела. Это было вплоть до начала Кавказской войны. И что интересно, разрушил эту чашу, по преданиям, Шамиль. Шамиль, который пытался сделать большой «ИГИЛ» 19 века на территории нынешнего российского Кавказа. Поэтому у чеченцев странное отношение к Шамилю. Его, с одной стороны, в Дагестане все уважают, а в Чечне нет, очень осторожно относятся. Шамиль, по всей видимости, был практиком-этносоциологом, который решил чеченцев разомкнуть, создать из них такую единую, гомогенную, исламскую нацию. Это не вышло ни у Шамиля, ни в советский период и до сих пор не получилось.

Хотя Чашу Единства Шамиль разрушил, но лепестки этой чаши по преданиям находятся до сих пор в этой самой Нашхе.

С Хайбахом же очень неприятные истории связаны. К сожалению, когда туда попадаешь, идёшь по самой уже территории, непосредственно прилегающей к Галанчож озеру, которая была священной ещё у чеченцев-язычников, там огромное количество остатков от кассетных бомб. Штыри от них до сих пор торчат, сброшенные с вертолётов. На самом деле, Хайбах не разрушили советские нквдешники, его не разрушили и в советское время. Очень странная история с ним произошла. Его разрушили зачем-то наши доблестные лётчики в период чеченской кампании. Тренировочные вылеты надо было по каким-то целям совершать, и в качестве этих целей они выбрали именно эти башни. Точно такая же история произошла с христианским храмом Тхаба-Ерды, который находится на территории Ингушетии. Это, кстати, очень близкая область с Нашхой.

Вообще Галанчож — это эпицентр страны башен, которая простирается и в Грузию, и в Ингушетию. Чеченские башни разграблены, разрушены, но там огромное количество петроглифов существует. Здесь есть такой тонкий момент. С одной стороны всё плохо, всё разваливается и рушится, а с другой стороны нет какого-то правильного стандарта в отношении того, как эти башни восстанавливать. Я сам лично наблюдал большое количество башен после восстановления. Во-первых, куда-то исчезают лишние камни, а во-вторых, теряются именно те камни, на которых были эти петроглифы. Всё куда-то исчезает, и ты смотришь, что башня не та, что была, а даже лучше.

А когда доезжаешь до Рошни-Чу, то за Рошни-Чу видишь такое огромное пространство и тебя охватывает странное чувство. Мозгами понимаешь, что никогда в жизни, находясь где-то географически, ты не сможешь представить, что есть объект, в котором сосредоточена некая народная душа. А она там не то что сосредоточена, а ты прямо видишь её. Видишь вход в неё. Стоит блокпост. Её там охраняют и никого не пускают, несмотря на то снят режим КТО. 

Мой первый опыт попасть туда завершился плачевно, поскольку никакой информации, как проехать у меня не было. Только у Виноградова я статьи прочитал. Установил географически по картам, где это находится, если идти по руслу реки Гехи, то вы придёте в ту самую область, которая называется Галанчож, думал я.

Это были те же представления, как в первую поездку в Чечню. Либо кирпичный завод, либо Депардье, примерно так по карте было. Первая часть Черных гор, так называемых, за которыми идёт хребет. Собирался идти один, приехал вечером. Я дошёл до конца села. Погода испортилась, пошёл дождь, который не кончался до утра. Я весь промок, палатки у меня не было. Я решил вернуться. Подумал, что в следующий раз выполню задуманное. И когда я возвращался по селу, а это было, по-моему, завершение месяца Рамадан, меня остановил человек в машине и спросил: « Откуда ты идёшь? Кто ты такой?» И я подумал, что же мне ему сказать? Что я иду в сакральную прародину чеченцев? Озеро Галанчож–Ам на тот момент, казалось аргументом не убедительным, когда он мне этот вопрос задал. Собственно, про сакральную прародину я рассказывать не стал, а сказал, что я турист и хочу туда пройти. Он ответил, что, во-первых, мне здесь не пройти и предложил подвести меня до милиционеров, до военных, чтобы они мне объяснили, как и куда мне идти. Но, тем не менее, поскольку был месяц Рамадан, и надо всем делать добрые дела, а может я ему показался не очень странным человеком, ну не «лесным», он меня никому сдавать не стал, а пересадил меня в другую машину. И меня благополучно отвезли в Грозный.

От него я узнал, что вдоль реки Гехи идти нельзя. Надо идти с другого места, с Рошни-Чу. Я начал узнавать, как туда попасть, начал смотреть в интернете. И есть такие ребята хорошие, это чеченский клуб «Неизвестная Чечня», который возглавляет Максим Бугаев. Потом, впоследствии, я с этими ребятами сильно сдружился и начал совместно работать. И не только по туристическим темам, но и по целому ряду других. Я их нашёл и спросил, как же туда попасть? Ответили, что надо с ними идти. Нужно разрешение, и что это всё очень сложно.

«А когда вы идёте?» «Наверное, в следующем году только». Тут случилась олимпиада, усилили меры безопасности по всему Кавказу, а почему-то режим КТО с Галанчожского района сняли. Поизучав вопрос и подняв всю эту историю в интернете, как и что надо делать, я пошёл и зарегистрировал свой маршрут в местном МЧС, где на меня посмотрели, как на дурочка, и сказали — « Может не надо!»
Попросили выходить на связь, раз в сутки обязательно. Если не выходите, раз в сутки, мы за вами экспедицию спасательную вышлем. К сожалению, не получилось у меня с ними выходить на связь своевременно, это послужило причиной того, что я вернулся. Неудобно спасательную экспедицию беспокоить, вернулся на пост, а они сказали, что меня не пустят. Стали звонить в «Неизвестную Чечню», но, минут через 30-40 мне разрешили, видимо пробивали мою личность по базе — состоял – не состоял; можно доверять – нет; зачем такому человеку туда ехать; турист – не турист. На всё это ушло минут 30 и меня благополучно пропустили вглубь чеченского бессознательного. Я поехал даже с попуткой. Попутка там очень редкая вещь. Её можно встретить раз или два в сутки. Это были рыбаки-чеченцы, которые ехали в местечко, которое называется Муши-дук. Они довезли меня до Муши-чу, а там я встретил человека, с которым уже несколько раз ходил в саму Нашху. Его зовут Хизар. Это удивительный человек, сталкер, ходит там с 1996 года. Мне про него в «Неизвестной Чечне» сказали: «Дима, ты иди всё время по дороге. Никуда не сворачивай. Хизар тебе скажет, как пройти короче, но ты его не слушай. Иди только по дороге». И вот, я встретил Хизара. И он сказал: «Сейчас я тебе покажу, как надо идти. Пойдём, заберёмся на холм». Мы забираемся на холм. Перед нами огромное плато гор, уходящих вдаль.

«Вон ту гору видишь». «Да». «Вот, дойдёшь до неё по этому седлу. Потом за неё надо завернуть. Её обойти ещё. Потом тебе надо обойти ещё вон ту гору по селу, выйдешь и спустишься, а и увидишь, собственно, куда ты идёшь, всю эту Нашху». И я согласился. И где-то через час своего пребывания в горах, идя по вершине хребта (ну конечно, ощущения непередаваемые потому, что у тебя из — под ног взлетают просто куропатки) у тебя эйфория.

Дмитрий и Хизар

Она ещё и от воздуха, и от того, что ты понимаешь, что люди здесь встречаются крайне редко, самих чеченцев туда практически не впускали. И на этом чувстве эйфории я шёл час, два и три. Мне казалось, что я шёл правильно, обогнув одну гору, вторую, третью. Расположившись на ночь просто в месте, где никого нет. Где есть только горы, даже Хизар остался где-то в километрах в 15 со своими коровами. Где, как мне рассказали, медведи бегают как кролики, хотя ни одного медведя за все время пребывания в Нашхе я не видел. Я увидел их позже, просматривая свои видеозаписи. Оказалось, что там не работает связь. И думаю, ну ладно, если я в лес дальше пойду (и я не очень понимал, где я, потому что карты, как таковой нет, я пошёл очень самонадеянно), и если я сейчас не отсигналюсь мчсовцам, то они вызовут целую спецбригаду и будут меня спасать. А меня не надо спасать. Как-то неудобно получится, надо искать, откуда можно позвонить. Залез на вершину, где-то ловило, и я отзвонился. Сообщил, что со мной всё в порядке. Пошёл дальше и вдруг меня совершенно покинули силы. Накатили усталость, паника и понимание того, что мне надо ещё куда-то забираться, чтобы снова отзвониться. Не дойти до Галанчожа.

Областью, до которой я дошёл, оказался Чалмах. То самое село, из которого был этот парень, Хизар.
На следующий день было такое странное путешествие, потому что я помнил, что мне надо ходить только по тем тропинкам, которые я уже наметил, но когда я начал возвращаться, то увидел, что тропинок, почему-то, нет. Т.е. когда я спускался, они были, а потом их не стало. И я подумал, что медведь ведь не дурак. Медведь, если он шёл и заломал траву, как он шёл и значит, он не будет по минам ходить. И я стал ходить, как ходил медведь. С трудом забрался на гору, дошёл до Хизара и стал показывать фотографии о том где, как и что я ходил.

Он говорит, что ничего себе, ты до Чалмаха дошёл, это уже Нашха.

Недалеко от селения, на окраине древнего кладбища, стоит крестообразная стела, с которой связана старинная легенда. Она гласит: «В давние времена, жила здесь красивая девушка, которая была очень гордой и своенравной. Многие сватались к ней, но никому она не отдавала предпочтения. И вот один юноша решил, во что бы то ни стало, жениться на ней. Он собрал дружину, чтобы захватить ее силой. Но, узнав, что они приближаются к ее селу, девушка произнесла заклинание, и все они превратились в камни. Эти камни до сих пор можно видеть на склоне горы, у селения Чалмах».

Сразу хочу сказать, что опыт одно- или двухдневного пребывания не даёт возможности действительно перестроить мозги и начать как-то по-настоящему видеть, проникнуть в чеченское бессознательное и дать возможность чеченскому бессознательному проникнуть в тебя. А может оно тут же и заползает, но ты сразу этого не чувствуешь, а оно начинает пробиваться. Факт в том, что сны, как таковые, в каком-то плане дали мне погружение в эту стихию. 
Бугаев увидел фотографии, которые я сделал и говорит — « А это, что такое? Это кладбище». «Ну, да». «А это ты отсюда снимал?» «Ну, да». «Я же сказал тебе, туда не ходить. Это снято из центра минного поля».

Со мной ничего не случилось. Причём, я как-то был уверен, что со мной ничего не случится. Люди, которые видели, как я туда шёл, что у меня был с собой только китайский нож, они говорили — «Не правильно поступаешь». А я собственно понимал, зачем я туда иду. Я шёл с открытым сердцем. И открытое сердце позволило мне всю эту область по-настоящему увидеть в чистоте этих помыслов. И ни один зверь, ни одно животное даже не пыталось показаться мне на глаза, не то чтобы укусить меня или что- то отнять. Это был первый опыт, когда я не дошёл до Галанчожского озера, хотя очень хотел, поскольку оно считается, как бы, эпицентром сакрального. Именно туда и пришёл первопредок, которого звали Га, с которого всё началось. Мифический. Но, я попал туда в следующий раз. Это была уже экспедиция с Академией наук, Институтом географии. Там был Алексей Гуня, профессор, чеченцы Чеченского Госуниверситета и бессменный проводник Хызыр, который нас к Галанчожскому озеру и повёл.

Фото: Дмитрий Ефремов

Вопрос из зала: Почему, всё-таки, чеченцы захватят Россию?

Дмитрий Ефремов: Мы находимся в Центре Льва Гумилёва. Я думаю, что все мы здесь люди не случайные и с определённым отношением к тому же самому учению, которое и проповедовал Лев Николаевич Гумилёв, и к вопросу отношения к этносу, к межэтническому взаимодействию, к тому, что всё это своеобразным образом развивается. Приобретает подчас причудливые формы, вырастает в империи и захватывает мир или сдаёт позиции, когда умирает. На мой взгляд, чеченский этнос, он был несколько раз разомкнут. Ему нанесли несколько травм. Большая серьёзная травма, связанная с тем же Имамом Шамилём, который пытался стереть чеченскую этничность. Вторая травма — это депортация и Хайбах, и всё остальное с этим связанное. Потом попытка их интеграции в городскую среду расселения. Но, что самое интересное, сейчас кто правит Чечнёй – Рамзан Кадыров и его окружение. Его окружение из тейпа беной. Кто такие беноевцы? Беноевцы, это те чуваки, у которых, на самом деле, никогда не было коммерческой жилки. Они ездили на шабашки, на работы. Это были, в общем, крестьяне вплоть до самого последнего момента. И то, что я вижу, происходящее в Чечне сейчас — это удивительная вещь. Если мы будем говорить, используя нормальную политическую терминологию, то Кадыров — диктатор. И в Чечне, безусловно, диктатура. А что, где-то у нас в этой стране на самом деле как-то по-другому происходит? И второй момент, насколько диктатура является плохой, удачной или неудачной, приемлемой или неприемлемой формой правления конкретного периода? Я думаю, что вполне приемлемой. Более того, у чеченцев никогда раньше диктатуры не было, что в свою очередь нам иллюстрирует и говорит об неких этнических процессах, происходящих внутри чеченского общества. Чеченский логос, пробудившись через различные травмы, которые наносились ему на протяжении нескольких столетий, уже, по сути, он сейчас обрёл свою форму в виде той структуры управления, которая существует в Чеченской республике. Причём, как он её обрёл? Он её обрёл законченно и лаконично и соответствующую саму себе. Почему? Потому что, если мы всё-таки вернёмся к той истории (с которой Хизар не согласен, а я согласен) по поводу башен. Башня это, конечно же, исключительно такая диктаторская модель и очень диктаторский институт, где всё в жёстком иерархическом напряжении, выстроены порядки. И были такие прекрасные крестьяне чеченцы, которые жили в горах, но строили, тем не менее, башни. Т.е. где-то у них вся эта история с диктатурой прорезалась, прорезалась и, наконец, через эту плеяду травм пробилась в том устройстве, которое мы видим в нынешнем политическом устройстве Чечни. Это раз.

Мы видим это, в том числе, и в архитектуре. Если вы будете в Грозном, вас, конечно же, поразят небоскрёбы. Хотя, если сравнить с Москва-Сити, то это детский лепет. Но для Кавказа и для сейсмонеустойчивого региона, это о-го-го! А ещё Рамзан Ахматович строит там башню «Ахмат», которая будет, по-моему, чуть ли не самым высоким зданием в Российской Федерации. Тем самым утверждая — всё дальше и выше! Вот этот логос, который пробивается сквозь память, сквозь бессознательное.

С русскими такая, к сожалению, печальная история. На самом деле русские никогда, как мы знаем, собою не правили. Если русские собою правят, то они должны не просто править, а должны ещё и управлять. Где-то в этом районе управления там происходит полный кошмар, чего не скажешь о чеченцах. Потому что, та власть, что существует в Чеченской республике, она, в том числе, касается и таких серьёзных рычагов давления и правления, начиная от ЖКХ до школьного образования и всего остального в ручном режиме.

Из зала: Так у них размер территории небольшой.

Дмитрий Ефремов: Да. Теперь смотрите. Почему чеченцы будут править, возможно, Россией? Вот если получится перенести чеченскую модель на устройство большого государства, то я думаю, что это будет рабочим вариантом, хотя многие с этим не согласятся. Более того, для этого придётся прибегнуть к целому ряду мер, по сравнению с которыми реновация будет казаться цветочками.

Если мы хотим, чтобы наш подлинный русский дух, дух истории, который в нас живёт в глубинах, делает нас теми людьми, коими мы являемся, чтобы он пробивался и чтобы наши глаза светились, тогда это всё получится. 

В вопросе будут ли чеченцы править Россией, есть, конечно, провокационный момент. Ну, если мы говорим о монгольском факторе, о степи, об участии в политических процессах, создании той России, которая долгое время была и являлась преемницей той большой империи, которую построил Чингисхан. Так вот, я думаю, что эти самые энергии, эти самые лучи, пробиваясь сквозь чеченцев, дадут возможность повести за собой всех остальных. 

Ещё один важный момент, теперь уже без всяких шуток. У чеченцев, очень трепетное отношение к подлинным этническим вещам и подлинным этническим началам. Т.е. как я это обнаружил. Все наверняка слышали про запретительные варианты приказов мэрии Грозного. На Кавказе это было обсуждаемым. Это когда мэрия издала приказ о том, как должна проходить чеченская свадьба, как должна себя вести невеста, как должен быть одет жених, что могут и что не могут они себе позволить, в каких одеждах они должны быть. Любое чеченское празднество трепетно относится к национальному костюму, они действительно стараются соблюсти настоящие, подлинные традиции. Когда смотришь на это, думаешь, ничего себе, как круто они решили на государственном уровне восстанавливать и пестовать свою этническую идентичность.

В Чеченской республике живёт много этносов. И они проводят каждый раз смотры на уровне самодеятельности. Чеченцы пересчитывают пуговицы на костюмах выступающих. И этому есть глубокое внутреннее подтверждение. И в то же время кто на этих смотрах представляет, например, русскую культуру? Для меня это был шок. Мы пригласили на радио фольклорный казачий коллектив.

«Вы придете?» «Да. У нас хорошие песни, в репертуаре есть Вика Цыганова и т.д.»«Нет, только не Вика Цыганова». Это происходит на каждом фестивале. Т.е. они что-то подлинное, этничное выставляют, а мы выставляем Вику Цыганову.

Так мы проиграем, если мы не начнём следовать в этом фарватере и пестовать что-то этническое, подлинное, русское. А таких примеров огромное количество. И по той же Чечне, я знаю, есть экспедиции, которые собирали, в том числе и с Надтеречного района, песни казаков, они есть, они на слуху. А почему-то в местных домах культуры, люди которые этим занимаются, они занимаются этим не правильно. Потому, что государственной политики выстроенной, так как это сделано у чеченцев, в этом отношении нет.

Павел Зарифуллин: Чеченцы более пассионарны, чем русские. Это ясно совершенно, это видно невооружённым глазом. Пассионарность сейчас в дефиците. Поскольку Россия всегда инкорпорировала дефицит внутрь себя и этим пользовалась. Раньше татар инкорпорировала, немцев, евреев. Сейчас уже и у татар не та пассионарность, у немцев ни какой вовсе нет. Это капитал получается для нашей цивилизации — чеченская пассионарность. Почему бы их не инкорпорировать. Я думаю, это будет происходить постепенно само к пользе всех заинтересованных сторон. Как варягов, которых включали в Русь, а они постепенно растворялись.

Дмитрий Ефремов: Да, этот этнос, несмотря ни на что, растворим. Не смотря на все попытки растворить его прежде, смять и привести к единой нации. И к этой нации они придут. Второй момент, который мне показался тревожным. И он мне, кажется, связан уже с Мирча Элиаде или с какими-то культами.

Посмотрим на примере того, как устроено чеченское общество. Там же до сих пор огромное количество местных крестьян. Это люди в основном безработные или работающие на очень низкооплачиваемых работах. В центре Грозного достроили старый советский долгострой, который называется «Гранд Парк», но это такой типа молла. Это был первый чеченский молл на самом деле. Раньше таких больших супермаркетов не было. И что делают чеченцы? Они туда начали приезжать по субботам и воскресеньям. Ничего не покупают. Они ходили вокруг него, как хоровод. Причём мальчики на девочек смотрели. Всё очень чопорно, потому что там, не дай бог, не так посмотреть, кавказцы. Место хоровода такое.

А вокруг за ними наблюдали страшные призывы рекламы. Я думаю, что это второй удар, который на себя придётся принять чеченскому этносу прежде, чем он растворится. И под чем он рухнет, на самом деле, под этим потребительством, которое набивается через постройку этих моллов. Причём в башне «Ахмат», которую собирается строить Рамзан Ахматович, будет на первых этажах ещё один мегамолл, который будет самым большим на Кавказе. С одной стороны, герои размыкают этнос и приносят в него смерть — то, чем является торговля.

Павел Зарифуллин: Я бы не согласился, что их пробудила травма. Всех же депортировали, а проснулись только чеченцы. Здесь явно сенсация какая-то пассионарная. Потому что калмыков, балкарцев тоже депортировали, но там совершенно уровень энергии другой. А тут явно пассионарный всплеск в определённые годы. Надо изучать этот вопрос.