«Мы из Юнкифа!»

(Каин, Авель и Даниил Андреев)

Евразийство, Скифство и метаисторический метод основателя доктрины «Роза мира»

Сергей Кузнецов. Преображенный мир

Небесная Россия

Внимательно наблюдайте за льдинами, неслышно плывущими сквозь сияющий сапфир. Там — над нашими головами — в соседстве со звёздами и стоянками вестников. Если долго созерцать студенистые метаморфозы, то можно разглядеть удивительные пасторали. Например, небесный кремль, небесную Россию. Иногда видны даже её разнообразные жители. Весёлые и грустные, радостные и задумчивые.

Главное — смотреть вверх, не уставая, не отводя глаз. Выдержать иссиня-голубой пронзительный свет.  И узнать много диковинного, наполниться красотой и покоем.

А рядом с небесной Россией продолжаются чудесные трансформации. Кремль о 22 золотых маковок из звёзд, плюсов и квадратов тихо поёт потусторонние песни. А бок о бок или вдали, пропадая и вновь открываясь, звенят в нездешней тишине вертограды сияющих птиц, двух стай: снежной и алой. Звериный стиль в небесах: славная битва. Или хоровод, волшебный любовный танец. Он озаряет русские города маршрутами голубиной почты, рыжими раскатами падающих сверху крылатых хищников, пируэтами, набитых пухом, словно подушки — Алконостов! Жующих и плюющихся вниз червонным золотом.

О небесном граде, кремле утопающем в облаках, будто в цветущих весенних садах, написал русский визионер Даниил Андреев (сын писателя Леонида Андреева). Он называл такие города — затомисами. Они суть проявления высших духовных помыслов и деяний цивилизации. И у каждой цивилизации свои небесные грады. Так по Даниилу Андрееву.

Небесный кремль для всех желающих его узреть — хорошо различим. Безо всяких эзотерических телескопов. На Руси есть особый даже склад женщин — уставятся в одну точку — и смотрят. И могут так часами. Что Там можно увидеть? В том числе и его — Горний Кремль.

Сергей Кузнецов. Ликование эфирных соборов

Особенно, если наблюдать — в полях, в колосьях, весной или ранним летом. Осенью стекло небес залито вселенскими слезами, а зимой покрыто узорами-лабиринтами.

А весной — бриллиантовые дожди. И с солнца летит синий снег. Так что стражи-грифоны висят на сапфире вниз головой, царапая лазурные сферы медными когтями. Они хватают ртами капли хрустального молока и как котята бьют по нему лапами.

Собирайте и вы белый свет, ловцы небесного маргарита!

В сиянии светоносной переполненности отчётливо видно, что небесных островов-затомисов над нами не один, но два. Кремль и сплетённый из звериных узоров птичье-грифоний мир, таинственный иероглиф из бегущих сверху-вниз рун, букв и рогатых голов.

Два рая — то сталкиваются борт о борт, то разлетаются в разные стороны. Чтобы вновь сойтись спустя короткое время.

Что это за параллельный город, второе небесное сердце России?

В потоке белого времени, тончайшего как струна, как алмазная игла. В снегопаде чистейшего света, в графеновом серебряном ливне мы движемся в объятия иного русского полюса.

Он расположен ясно где, ясно для каждого нашего человека. Единовременно на самом дальнем востоке. А также рядом с нами. В сокровищнице души каждого из нас.

Время и Полюс

Совсем недавно в эссе о «Скифском времени» я припомнил одну известную теорию астрофизика Стивена Хокинга. Дабы объяснить неожиданные ускорения «русского времени» и появления в нём гипер-мобильных персонажей на тачанках, колесницах или геликоптерах. В 1812, 1917 и 2014 годах. Мы обсуждали идею «ускорения потока времени».

Согласно Хокингу, Вселенная представляет собой гиперсферу, где наш трёхмерный мир (широта-высота-долгота) — это параллели мировых констант (своеобразного глобуса Аристотеля, видевшего космос как беспредельно сферу). А время — это меридиан. Время стартует из «точки сингулярности». В случае новейшей физики — точка этого старта — Большой взрыв. Доподлинно неизвестно, что было до него. И видимо в момент взрыва и проявляется время, как явление. Благодаря времени вселенная и обретает сферичность. 

Так вот, время несётся с определённой скоростью и вселенная расширяется, достигает экватора. Но если река хроноса очень уж сильно разгоняется, то экватор пространства перескакивается и мир-вселенная — раз — и схлопывается. И мы вновь на полюсе. Возможно не на южном, а на северном. Но это — полюс, ноль, сингулярность.

Астрономическую теорему Хокинга мы попробовали использовать, как метафору для описания различных явлений отечественной истории. И выяснили, что когда наше хронометражное время переполняется событиями, то в нём, откуда не возьмись, проявляются номады Великой Степи, доисторические герои «времени оного».

Время как Компас

В свете «событийного времени» мы можем прояснить множество вещей.

Вот она теорема: если время ускоряется — оно неминуемо приводит нас к началу.

Если человечество в тупике, или Россия в тупике и необходимо духовное возвращение к точке старта, то пред нами рецепт! Иии — раз! Ускоряемся до световой скорости — и мы вновь в начале времён! 

Жизнетворящие росы. Сергей Кузнецов

Что-то подобное чувствовал тонкий поэт Илья Кормильцев, озверев от переполненных событиями «лихих 90-х»:

Этот город убийц, город шлюх и воров,
Существует покуда мы верим в него.
А откроем глаза — и его уже нет
И мы снова стоим у начала веков.

Для желающих иных, достойных судеб открывается увлекательная перспектива. В момент страшного ускорения века сего — переиграть историю заново! Пробиться к территории фрактального поворота исторического потока!

И время теперь — не совсем время! Оно выступает, как компас, ведущий на полюс!

О, полюс судьбы, наполненный феями и драконами!  Ты всегда манишь отчаянных путешественников, вышибающих из жизни крупицы божественной соли!

Фасцинируешь, зовёшь и дразнишь!

И опять — жаркий свет над планетой, и почти забытое из детства неуловимое голубое сияние святого духа, триллионов микроскопических пропеллеров майских жуков. И вновь бешено бьётся сердце, как африканский барабан. И чаруют запахи нездешнего бриза!

Мы ускорились, и полюс-паук овладел нашим вниманием, вцепился в мысли, схватил за волосы!

Паук-петух поёт и шепчет на русском и на английском:

Like the cockrell, the compass shouts rise,
On our ten-year march to the city of white flies.

Let me sleep a while, friend, there’s no need to shout!
The night turns the rubbery world of dreams to the south.

Spring’s slumbering dress in the sky is a poisonous birch tree,
But the compass still shouts rise, as if the compass were me.

The pole sits firmly within us, the pole and the compass, you see,
In the pole sleeps the dragon, in the pangolin’s heart — me.

Так перевёл начало моего стихотворения о полярном походе лондонский поэт Джордж Бромли. Ориентируясь на ход времени, мы непременно пребудем к месту абсолютного начала. Повстречаемся там с чудовищами. И при усердии добудем аленький цветок.

Голова кружится от перспектив?

Дерзайте, отчаянные и смелые головы!

Миф о братоубийстве

Историю можно переиграть, если очень сильно захотеть.

В свете небесных островов мы ищем имена как для прошлого, так и для будущего.

Изыскиваем достойное грядущее для человечества и для Руси.

Ах, сингулярность, начальная линия готовых к броску бегунов!

Спортивный выстрел на старте может звучать, то как виола любви, то как похоронная дробь.

Если мы возвращаемся к одному из главных событий в мире людей.

К убийству Каином Авеля.

Здравствуй, мой милый старший.
В город приходит осень:
Дождик с победным маршем
Топает. Листья сбросил
Дуб, что стоял у дома,
И облетели розы.
Это тебе знакомо?
Помнишь, как мы в морозы
Грелись всегда бок о бок,
Спали всегда в обнимку?
Мне без твоих подколов
Небо — всегда с овчинку.
Мне без твоих улыбок
Жизнь и не-жизнь не в радость.
Стаей кусачих рыбок
Душу терзает слабость.
Мне говорят другие
(Глупость, я им не верю!),
Будто нас разделили
Зависть и недоверье.

Певец и поэт Сергей Калугин был председателем в жюри поэтического конкурса. Из миллиона графоманских стишков Калугин выудил несколько отменных. Одно творение и мне приглянулось. Жаль Сергей не написал, кто автор в своём отчёте. Но мы провели расследование и выяснили, что это — Теграл Диррах. 

А тему ритуального братоубийства мы подробно рассмотрели в эссе «Миф о братоубийстве».
Там говорилось о Ромуле и Реме, об Аттиле и Бледе. И о Чингисхане и его анде (побратиме) Джамухе-сэчене. И о фильме режиссёра Андрея Борисова «Тайна Чингисхаана». В эссе я предположил, что главной тайной рождения Монгольской империи и было ритуальное братоубийство. И не только конкретного богатыря Джамухи, не раз спасавшего и прощавшего своего великого брата. Но и особой, зарождавшейся монгольской сверхидеи, тонкой и шёпотом произносимой. Слегка зафиксированной в «Сокровенном сказании монголов», «подмётной» грамоте монгольской оппозиции. Потому как столетиями сие «Сказание…» передавалось из поколение в поколение дисциплинированных и сверхорганизованных монголов в мировой чингисхановой империи — можно судить и предполагать, что у монголов была и Иная идея, иное мнение на счёт братоубийства и монгольского же будущего. Отличного от тоталитарной власти над Евразией каракорумской династии Чингизидов.

«Сокровенно сказание» постоянно напоминало о моменте зарождения Сверхимперии, намекало на что-то, восхваляло противников Тэмуджина, напоминало об их благородстве и доблести, указывало на какие-то неизвестные нам факты и обстоятельства…

Старший, мне часто снится
Поле и вспышка стали…
Глупости, небылицы,
Мол, мы врагами стали!
Знаешь, на целом свете
Нет мне тебя дороже.
Только кошмары эти
Вспомню — мороз по коже.
Снится мне также, старший,
Будто бы ты тоскуешь,
Будто слабее, мягче
Стал; умереть рискуешь.

Фильм Андрея Борисова отличается от множества других фильмов о Чингисхане, поющих осанну пожирателю вселенной. Борисов оглядывает точку старта и силится найти неуловимое, дымку, блеск, полёт птицы. Потерянный ключ, возможность параллельной истории?

Будто от боли чёрной
Скалишься, воешь волком,
Бродишь один, как мёртвый,
Молишься, да без толку —
Тучи закрыли просинь.
Каин, я так скучаю…
В город приходит осень.
С вечной любовью,
Авель».

Борисов искал этого Авеля. Не нашёл, но записал на кодаковской плёнке: «здесь было что-то ещё…»

А что это «ещё»? Иное, дорогое, потенциальное, сверх-наполненное энергией.

Тогда забыли, проехали, поскакали, порубали. Не до неё было. Ханства и царства падали под копыта. Потом всё сгорело, исчезло. Будто и не было никогда!

Калмыки в Элисте, калмыки в Синьцзяне, буряты на Байкале, монголы в Улан-Баторе и в Китае. Русское евразийство, идея, что Русь мутировала в монгольской Орде, напиталась её соками и сама научилась пасти тысячи народов, захватила леса, реки и тундры аж до восточного окоёма. 

Ну и как-бы всё, что от чингисхановой затеи сохранилось. По Евразии прошёлся пассионарные вихрь, словно степной буран, припорошил мир, а потом растаял.

Где телеги ваши и подпруги,
Недоузки, седла, стремена?
Удила и дуги, дуги, дуги,
Где колена, орды, роды, племена?
Были вы велики непомерно,
Угрожали всем, кому могли,
Много — многолюдны беспримерно
На просто-то-торах высохшей земли.

Что же вы, ужели на задворки
Толпы куры-куры-курыкан,
Туру-туру-турки, тюрки, торки,
Кераит-найман-меркит-уйгурский хан?
Где татаб-ойротские улусы,
Где бурят-тунгуская сися,
Ого-го-огузы,гузы,гузы,
Где те-те-теперь вас много лет спустя?

Так грустно причитал музыкант Алексей Хвостенко, вспоминая красочные, почти фантастические рассказы младшего Гумилёва о потерянной степной цивилизации. И также шептал Борисов у хакасских камней и якутских озёр, вглядываясь в океаны небесных коней: «Каин, где брат твой, Авель?». 

Библейский вопрос предполагает альтернативу. А ведь она была. Библейская культурная альтернатива Монгольской тоталитарной империи. Была дилемма выбора между Каином Империи и Авелем Вольной Степи. И мог быть другой выбор. Не тот, что оказался реально сделан. Иной.

Царство пресвитера Иоанна

Я подошёл к этой проблеме (или дилемме) с другой стороны. В книге «Белая Индия» я описал добрый десяток версий поиска Вымышленного Царства Средневековья на Востоке. Страны, что крестоносцы именовали Царством пресвитера Иоанна, а русские апокрифы Беловодьем или Белой Индией. Я рассказал о розыске Тайного Царства с точки зрения Льва Гумилёва и немецких этнографов Оперта и Царнке, Николая Рериха и Анри Корбена. Расстановок Берта Хеллингера и, наконец, психоделических трансов и теории квадратных миров Казимира Малевича. Чтобы ухватить лёгкую тень, скрывающееся спиритуальное тело, нужно начинать охоту со всех сторон. Царство было практически схвачено, пресвитер Иоанн почти что найден. Но… Ох уж это вечное «почти»!

Пресвитер Иоанн

Знание метаисторического метода Даниила Андреева поставило точку в сумасшедших отчаянных и многолетних поисках и экспедициях в стиле Отто Рана и Индианы Джонса.

Магическое Царство пресвитера Иоанна — это плод реальных духовных усилий монахов и подвижников сирийской Церкви Востока, известной также, как Церковь апостола Фаддея (брата Господня). А в просторечии их именовали «несториане». В 6 веке несториан, как еретиков, депортировали из Византии. У мусульман они не имели никаких шансов на развитие. И «восточники» отправились дальше в глубины Азии. Где крестили десятки степных народов от Волги до Японии. Они приняли участие в становлении степной средневековой культуры.

Алфавит «уйгурское письмо», которым по сию пору пользуются монголы и маньчжуры, креативно составлен тысячелетие тому назад несторианами на основе арамейского письма.

О том, что Монголия во времена Чингисхана была в значительной степени христианской страной наши современники узнали благодаря трудам Льва Гумилёва. Он же, расследуя появление и исчезновение «Вымышленного Царства», вынес свой вердикт: 

Да, оно могло возникнуть или почти возникло. Это было бы христианское царство, культурное, не такого гигантского размера, как империя Чингисхана. И без столь дальних походов. Но вместо священного царства восторжествовали жёсткая «Яса», культ государства и династии. Да, так получилось. 

Монгольские племена выбрали не почти что библейское вольное царство Пустыни под звёздами, но авторитарную империю. 

Ну, а дальше, как водится: история, понимаете ли, не имеет сослагательного наклонения.

Юнкиф и Уицраор

Но сегодня мы живём в ином философском и научном контексте. В эпоху реальности мультивселенных и в эру триумфа альтернативной истории.

Царство пресвитера Иоанна есть! Оно где-то по-прежнему существует!

Ведь на него жизнь положили лучшие люди человечества: несториане, крестоносцы, казаки и староверы. Многие из них искали Подрайскую землицу и многие же нашли!

Страну молочных рек и кисельных берегов, страну, излечивающую самые глубокие раны, страну, попирающую печаль и мировую скорбь. И самою смерть.

Значит в этом пространстве сохранилась огромная потенция по духовному переустройству мира, по его реальному спасению и выводу на иной световой уровень.

Оригинальные проекты по возрождению Царства планировал Николай Рерих сотоварищи. Проекты свои они провалили, но большую память о своих подвигах оставили.

Узрел страну ту и Даниил Андреев, «русский Данте», описавший в сталинской тюрьме сотни параллельных миров — от ангелических высот до трюмов кромешного ада.

Среди уранических дворцов человечества младший Андреев отметил и интересующий нас мир: «Юнкиф – затомис Монгольской метакультуры, сразу ставшей добычей необыкновенно могучего уицраора. Катастрофа – в тринадцатом веке. 

Эмблематический образ: волнистая линия холмов, и над нею сражение двух стай, белой и красной». 

Разумеется к озарению мистика можно относиться по-разному. Можно, как к поэзии, но можно и как к политической программе. Но в любом случае нельзя относиться к нему некритично.

Ведь миф о Чингисхане и о рождении Орды, о пассионарности и подвиге его нойонов, людей «длинной воли» вобрал в себя множество светоносный и торжественных былин. Из тех, что поют на этнических праздниках семьями и целыми племенами.

Миф о Чингисхане такой же миф, как сказание о Царстве пресвитера Иоанна. Иногда эти мифы накладываются друг на друга. Европейские хронисты и путешественники, такие как Марко Поло, пытались переплести одно с другим.

Но нам совершенно ясно — это разные мифы и разная у них духовная судьба.

Чингисхан, скачущий на волнах стихии страсти, на фарте и риске, всегда перед лицом смерти — он сам себе сказка. Да он выплеснул восточное христианское культурное наследие в степные реки, да так что почти ничего до нас не дошло. Но он был героем и оставил о себе великолепные воспоминания. Его очень сильно любили женщины, да так, что только официальных генетических наследников Тэмуджина — 15 миллионов человек.

А женщины никого не любят зря. Это вам признает любой «софиолог», сторонник правления стихии Любви над планетой Земля. Даже такой особый «софиолог», как Даниил Андреев. Тот, что именовал духов-эгрегоров государств и империй «хищными уицраорами». Это что-то вроде чудовища-Левиафана — духа Государства английского философа Гоббса.

Великий Чингисхан вскормил великого же уицраора. Того, что постепенно съел и монгольскую удаль и оригинальную зарождавшуюся на несторианских дрожжах степную культуру. Но Чингисхан жил в войне и в игре. Его привечала Слава, ему покровительствовало Вечное Небо. Он сам ковал мечи подобно ветхозаветному Каину и строил первые имперские города. В виде «Нагромождения чёрных камней», что по-монгольски (да и по-тюркски) переводится, как Каракорум (Хар-Харин). Он сражался сам во всех своих походах до самой кончины и никто по сию пору не знает, где он похоронен. Возможно каган жив, и только и ждёт своего часа, чтобы выскочить из-за угла. Его битва не закончена. Пусть и его огненный дракон, царский уицраор давно издох. Породив на прощание деточку — уицраора Московского царства. По повадкам, ярости, алчности и воинской доблести вполне схожего с монгольским папочкой.

От светозарного взрыва в магической степи, в Дешт-и-кипчак сохранились они: исчезнувший непонятно куда владыка мира Чингисхан. И затомис Церкви Востока — монгольско-несторианское Царство пресвитера Иоанна, удалившееся в гиперпространство.

С пустынными часовнями, восходами и закатами, царскими-посреди-степи-тронами, блаженными животными и наивными народами, населяющими по сию пору этот особенный островок святого духа.

Юнкиф — так назвал этот дивный райский сад Даниил Андреев. Словно собрав его из популярных в его эпоху слов: «юннат», «юнкер», «юнкерс» и «скиф».

Ну а мы будем называть этот затомис также, как и наши предшественники — очарованные странники и хаджи — Белой Индией. 

Дом Авеля

Двигаясь неуклонно на Запад, будто солнечные лучи, воины Батыя на своих пиках и стрелах притащили за собой и спиритуальное измерение собственной цивилизации. И даже когда Орда пала, как пещерный медведь, как сибирский мамонт, оставив по себе только чудовищную память, драгоценные бивни и кости океанического кракена… Её затомис остался. 

Русь неуклонно прибирала к себе земли Орды.. И включив в себя Орду, Русь обрела и её потерянный затомис. С тех пор у России два небесных сердца. Золотой Кремль над Великороссией. И Беловодье — от Волги до Японии — потерянное, потом найденное, но по сию пору не освоенное и не принятое — Царство пресвитера Иоанна!

Видение мира. Сергей Кузнецов

И мы знаем отныне настоящее прозвище правителя небесного града Востока!

Пресвитера Иоанна в его Белой Индии ещё именуют Авелем! Да, здесь властвует кочевник Авель — живой царевич звёздных оленей.

Ориентальный затомис парит, словно Лапута Джонатана Свифта над миражами Байкала и Иссык-Куля, над бабушкой-Леной и мамой-Волгой. От Крыма до Опоньского царства его аэростатическая траектория, его небесно-каноническая территория.

Поход на этот восточный полюс — увлекательное занятие для всех русских скитальцев со «времени оного». Ходоки небесных льдин, канатные плясуны радуг, нетовцы из Спасова согласия доподлинно знающие, что «Церковь на Небо ушла…» Шаманы в адмиральских фуражках, пробирающиеся сквозь торосы верховных палат тэнгри на конях-кораблях… Лётчики и землепроходцы, сибирские «областники» Потанин и Ядринцев, и декабристы, сибирские же панки Летов, Янка и Лукич, бегуны Царствия Небесного… Все жаждущие восточного костра размером с японское солнце однажды встречаются на полюсе! 

Звериный стиль

Компас кричит восход, словно походный петух,

Двигаемся десять лет к городу белых мух.

Каждый восход его клик, дай мне поспать, друг!
Резиновый мир сновидений ночь обращает в юг.

Спящее платье весны в небе берёзовый яд,
Но компас кричит восход, словно бы компас — я.

Полюс упрётся в нас, полюс и компас друзья,
В полюсе спит дракон, в сердце у ящера – я.

Врата на Полюс, как и встарь — указующие валуны, порезанные тюркскими рунами, тотемными оленями и уйгурским письмом, да кости сдохшего монгольского уицраора. Из бесконечности этих костей каждый строгает себе свой летучих корабль. В тревожной долине, будто из синема «Дикий Восток», в низине, освоенной каторжниками и лилипутами, можно сыскать шлюз, лифт, дорогу на верх. И инструмент для подъёма — в форме бубна из вулканического стекла. И однажды взметнутся ввысь, будто золотой флаг на главной матче мира сего!

Николай Рерих. Врата

Чтобы найти в райских складах надежду для отчаявшегося человечества. Ведь Даниил Андреев верное пророчил, что затомис Юнкиф — это кувыркание звериных стай над волнистыми холмами. Царство пресвитера Иоанна населяют вымершие животные и утраченные растения. Это просто идеальный культурный проект для всех «зелёных» партий и НПО. Страна победившей этноэкологии. Рай не утрачен, он есть — только руку протяни!

Староверы и несториане брали его на абордаж, тянули к себе духовными баграми молитвы и подвига. Ныне Царство рядом, ведь срок настал. Стаи скифских птиц, отары баранов и табуны лошадей кружатся в звёздных полях и жужжат на утерянных диалектах шафрановых пчёл и цветов. Они приветствуют танец двух евразийских сердец — Кремля и Юнкифа!

Китай-город

Каждому правильному Кремлю полагается свой Китай-город. А «китаями» номады Великой Степи исстари именовали священные земли. А также державу Западное Ляо народа китаев. Именно эта страна стала прототипом средневекового Царства пресвитера Иоанна.

Белая Индия. Духовный Китай!

Московский Кремль и скифский Китай-город в весенних полях и садах снова вместе. И фантастические богатства и закрома Юнкифа именно сегодня открываются для уставшего и замученного людского племени. Это не только для России, нет. Для всех.

Воля и Красота, Скифская Любовь и Весна влетают в нашу кровь и в наши сердца аквамариновыми птицами. Поющими и звенящими чудную песню про грядущие времена.

Они бренчат и трубят галактическим оркестром бессчётных хоботков и колокольчиков.

«Мы из Юнкифа!», — щебечут пернатые вестники.

Всё только начинается!

Голубиная почта

Ну, а Авель, пресвитер Иоанн, шепчет своему брату Чингисхану, выбравшему вечное скитание, подобное пути прародителя Каина. Ласково напевает сверху. Вот его братское письмо в маркированной голубеграмме:

Тучи закрыли просинь.

Каин, я так скучаю…

В город приходит осень.

С вечной любовью,

Авель».

И всё будет теперь по-другому.

Павел Зарифуллин