Небо Слонов

Кино-заявка

«Основа литературного кинопроекта «Белая Индия. Видео-книга» — это путешествие героя по бескрайним просторам Евразии, читающего тексты из книг Павла Зарифуллина.

Жанр проекта можно определить как «видео-книга», и он имеет сериальную конструкцию, в которой главы перетекают друг в друга. Не стоит путать с экранизацей текста (разработку сюжета, героев и образов). В кадре герой будет двигаться (идти, ехать, плыть, лететь на самолете и прочее) и читать текст, сохраняя линейность повествования и линейность передвижения: одна глава — один пейзаж.

Цель проекта — соединить прямое движение чтеца в пейзаже с прямым прочтением текста и измерение расстояния с помощью слов и предложений, а не с помощью метров и километров. Измерение расстояния до Белой Индии не возможно в метрической системе, оно возможно только в поэтической. Кино-литературный проект «Белая Индия. Видео-книга» это опыт использования поэтической системы измерения расстояний и «написание» этой книги берёт на себя смелость Даниил Зинченко (режиссёр, автор «Тинитуса», «Эликсир» и соавтор «Россия — как сон»). С такой аннотации-заявки стартовал наш поход в Воронежскую область. В Костёнки и в Дивногорье.

 Чевенгур

Мы ищем определения для Белой индии. Мы во всегдашнем поиске. Может быть она живёт в фильмах Тарковского и музыке Артемьева? В тихом голосе русских ветров, заливных лугов, исчезнувших в небесах городов?

Я езжу по заброшенным весям страны, собирая останки то ли инопланетного летучего корабля, то ли фотоны давно сгоревших звёзд, набиваю ими зашитые карманы и заколоченные сундуки. И ладно бы я один был такой. Со мною путешествуют фотограф Вова Акваланг и режиссёр Даня Зинченко. Они фиксируют каждый шаг, плески волн и соцветия туч. А в Москве композитор Вороновский пишет на слова «Белой индии» музыку. А есть ещё Тарковский и Артемьев. Они были задолго до нас. И тоже разговаривали с тайными зонами и кинематографическими зеркалами. Нас много — искателей знаков и сигналов Святого духа. Ведь до Тарковского был ещё и Андрей Платонов.

Мы приехали своей съёмочной группой в воронежское урочище Костёнки на берегу Дона. И по дороге путались, не знали что будем читать и снимать. И решили приедем и поймём. У нас много книг для чтения духам и голосам потустороннего.

И в Костёнках сразу стало ясно, что и почём. И кто такой Андрей Платонов. Это не писатель придумавший Чевенгур — страну магических степных коммунистов. Он не придумал, он записал. Платонов — большой художник запечатлевший, зафиксировавший тонкое, живое, душевное состояние Воронежской земли. Её образы, пожелавшие себя обнаружить, вываливающие С-Той-стороны местного инобытия запахи трав, довженковские телеграфные столбы, белёсую изморозь и пронизывающий ветер, перерастающий в гудящий шквал, курганы, прячущиеся один за другой, небо-ведро допьяна залитое кобыльим молоком.

Мы решили читать про скифский коммунизм и озарения скифского же пророка Анахарсиса, прибывшего в Элладу из Чевенгура Бронзового века.

И пока читали — постепенно спускались вниз — к Дону, к странным лугам, где словно в платоновских пасторалях невиданные люди пахали снег, а январский Дон, освободившись ото льда рвался и шумел, и сам собой символизировал Путь всех вещей и людей и всего сущего.

 Слоновий храм

Костёнки сверх-особое место среди особых мест. Царь Пётр Первый сыскал в придонском поле бивни великанских зверей. И Пётр возомнил, что на реке во время оное прошла эпохальная битва армии Александра Македонского на слонах со скифской конницей. Так себе альтернативная история.

Потому что правда поля сего сильнее всех сражений и драк известного нам мира. Как утверждают знатоки, дикие слоны (индийские например) приходят умирать всегда в одно и то же место. Родственники слонов — любезные нам мамонты — десятки тысяч лет пасшиеся на нынешней Русской Равнине, приходили умирать сюда — в Костёнки на берега великой реки, впадавшей в исчезнувшие ныне моря. 

И люди. Сначала неандертальцы, а потом и наши предки кроманьонцы поняли простую вещь. Что на мамонтов не надо охотиться. (1)

Оказалось достаточным поселиться на страшном и величественном слоновьем кладбище и терпеливо ждать прихода очередного клиента. Так возникла Сборка человека и мамонта. Люди добивали уходящее к предкам животное. И молились за упокой души гигантского травоядного. И мамонт предстал тотемом — магическим покровителем местных жителей. Он подарил им всё, как хороший тотем. И своё мясо, и шкуру для одежды. А из бивней и костей делали орудия, священных венер-матерей, кроманьонские кресты… И о, да строили дома! Так возник первый город священников слоновьего культа. На мамонтовом кладбище, ориентированном бивнями и хребтами-костями зверей на звёзды далёкого Слоновьего Неба. В эти золотые дыры уходили души шерстяных великанов, по тропам и огням заката, по-ту-сторону медного месяца, в тайные небеса, известные только жрецам удивительного культа.

Это не поэзия, читатель, и не некромантия, не печати и кувшины царя Соломона. Это данные советской археологии.

 Память

На древнем погосте по сию пору живут люди. И где-то прозябает неработающий зимой исторический музей. Через хрупкие доски перебираемся со съёмочный техникой через мифический ручей. Жилища людей сзади, а впереди миллионолетнее ритуальное поле с обрывом в Дон с грунтовой дорогой вдоль реки — в это время года состоящей из разной глубины луж. Придорожное поле размером с Кремль было залито холодной иссиня-чёрной жижей, будто нефтью, поле бликовало чёрными же зеркалами-ледышками. Из-под этого алхимического Нигера, колыхающегося параллельно дороге и Дону выглядывали головки прошлогоднего подсолнечника. Да, это было подсолнухов поле. И будто закатившиеся светила тихонько плыли солярные растения в безмолвных водах небытия.

Я ходил по берегу и читал «Скифский коммунизм», но глаза застилали слёзы. Я вспомнил мои детские сны. В них я видел мамонтов, медленным величавым шагом поднимающихся на Небо в свои настоящие угодья справа и вверх от звезды Орион. За вскрытым, как фальшивая дверь в потаённую комнату Орионом, начинались подлинные небеса и неизвестные ни живым ни мёртвым астрономам восхитительные и величественные Мамонтовые Звёзды. Я даже вспомнил, как они назывались — созвездия Грэ и Гсэ. Генетическая память клана слоновьих священников привела меня в неолитический храм под открытым сводом древних Творцов с хоботами на лицах. И только длиннющие белёсые трубы-бивни, изукрашенные причудливой резьбой, играли давно забытую детскую мелодию.

И сотни тысяч лет пролетели перед глазами с событиями — злыми и добрыми, счастливыми и кровавыми, и самое Его величество время свернулось в трубу для вечного похоронного марша. И лишь одни невидимые тайные звёзды, как когда-то давно улыбались маленькому мальчику. Звёзды как добрые элефантовые глаза ясно видны в этот полдень сквозь блёклые погодные кисели.

Я вспомнил про место памяти и решил отдать дать уважения людям ушедшим в последние странные годы. Я бросал монеты в траурную лужу-океан, они плюхались в ночь материи навстречу усопшим подсолнухам. 

Это за Галима Фасхутдинова — нашего журналиста и фотографа из Душанбе. А это за Алексея Голубовича — нацбола и яркого человека из Магнитки, а это за Анну Сущевскую — председателя клуба Чудаков в Питере. Помянем Марину Южанинову — этнографа и кинематографиста. Проводим Эдуарда Лимонова — политика и поэта. 

Отныне за вас будут вечно молиться незримые жрецы главного европейского погоста.

Пять солнц

Мы возвращаемся, иногда теряя дорогу, бредём на шум ручья. А у невзрачных деревьев и правда лежит кем-то распаханный снег и делянка кажется шкурой белого тигра.

А когда мы вернулись к деревне Вова Акваланг отыскал гвоздь программы похода в Костёнки — чудесные ограды, украшенные пятью мухоморами. 

На языке символов это конечно пять солнц истории земли в мифологии ацтеков. (2) Конечно я скажу, что это пять солнц моих детских снов. Но после запредельного рассказа про храмы каменного века — кто ж мне поверит? Но правда-правда. Снятся мне пять солнц и достаточно часто. 

На изгороди солнца-мухоморы изображены в динамике. От маленького только рождённого в материнской космической купели грибочка до большого светила-гриба, парящего в зените.

Время на мамонтовом погосте открылось нам будто бог Кришна, однажды вывернувший себя наизнанку. И презентовавший неверующим согражданам сонмы галактик и иных миров, спрятанных до поры в его утробе. 

Английский метафизик Джон Беннет вспоминал в такие минуты словечко из досье философа Аристотеля — «гипарксис» или «динамическая вечность». Это когда вся правда времён и божественных судеб выворачивается для ошалевших наблюдателей своим конкретным, страшным и причудливым ликом.

Вот все времена и жизни всех тварей: зверей, людей, грибов и звёзд. Все пять солнц истории земли висят на зелёном заборе, как молодильные яблоки или как забавные мухоморы.

И ты можешь сам решить, что с этим делать, как этими временами распорядиться. Ведь возможно — это и есть главная минута твоей жизни.

И я загадал, чтобы на Русь и на планету и в обозримые нам уранические чертоги пришли КРАСИВЫЕ БОГИ.

Небожители, что принесут Сюда основания невиданной до сего дня Красоты и Гармонии.

И так и вышло. Они пришли. Они теперь здесь.

А времена щёлкнули, Сатурн-Уроборс захлопнул пасть, откуда прискакал к нам невечерний свет.

Всё. 

Свершилось.

Время пошло своим чередом, по своим делам. А мамонты вернулись на Дальние Элефантовы звёзды. А КРАСИВЫЕ БОГИ прибыли к нам.

И только тихие голоса то ли из фильмов Тарковского то ли из романов Платонова перекликались, аукались, заговорщицки перешёптывались. Бессмертных духов Русской Равнины мы смогли несказанно удивить.

И мы поехали дальше, будто дети, получившие в тире самый главный приз.

Павел Зарифуллин

Ссылки

  1. И разумеется не люди истребили миллионы мамонтов — это технически тогда было невозможно. Это сделали планетарные катастрофы.
  2. Ацтеки утверждали, что за всю жизнь нашей планеты нам светило не одно солнце, но пять по очереди. Согласно их мифологии периодически светила гибнут и рождаются новые.

Фото — Владимир Дмитренко

Продолжение следует