Начало: «Я в море хочу уплыть!»
Философ vs Поэт
Русский стихотворец Николай Гумилёв утверждал, что поэты должны управлять своими государствами, потому что они — самые умные люди. Николай Степанович объяснял это так: если человек может из миллионов слов выбрать самые гармоничные, так уж наверное он сумеет отсеять из перечня законов самые разумные! Но это еще не все: Гумилёв был убежден, что поэт — это прямой наместник бога на земле, потому что может словом творить миры. И если поэт приказывает дождю «стой», у стихии один выбор — немедленно подчиниться.
Габриэле д’Аннунцио должен был получить Италию, Анатоль Франс — Францию, себе Гумилёв прочил Россию. Прекрасно, если бы сие было так. Но даже во времена Русской Революции, когда происходило по выражению Александра Керенского «бесконечное творчество масс», художники возглавили только два региона — Алтай (Григорий Чорос-Гуркин) и белофиннскую Карелию (Аксели Галлен-Каллела).
А поэтам ничего не досталось, ну а тех из них, кто имел «волю к власти» расстреляли, как Гумилёва и довели до самоубийства, как Бориса Савинкова (официальная версия).
Всему виной была конечно система, однажды принятое человечеством учение о роли мысли в управлении массами.
Еще в так называемое «Осевое время» в первом тысячелетии до н.э. вдруг решилось, что Ойкуменой должен управлять Человек Философский — например — ученик Аристотеля Александр Македонский — образец для всех будущих мировых правителей. Мифопоэтическое мышление было объявлено тогда же достоянием маргиналов.
Психолог Джулиан Джеймс дополнил культурологические исследования прихода «Осевого времени» нейропсихологическими озарениями. Он заявил, что левополушарная форма сознания восстала против правополушарной синтетической и мифологической формы постижения мира, господствовавшей в человеческой среде вплоть до катастрофы Бронзового века. В шизофреническом конфликте двух полушарий победу над шаманами, пророками и оракулами одержали «сознательные» философы, и первый философ среди них — древнегреческий любомудр Платон — создатель концепции идеального государства.
Платоновские Идеи, первоосновы Бытия находятся в специальном гиперпространстве, все вещи мира суть их проявления, иконы и аватары. Познать изначальные идеи практически невозможно, люди находятся в пещере нашей заколоченной юдоли и судят об идеальном по теням на стене пещеры. Но кое-кто (Платон имел в виду себя и своего учителя Сократа), человек-с-пробуждённым-сознанием может идеи сии узреть. Такого рода великие люди (философы) отныне должны управлять государствами и имениями, организованными по принципу пирамиды. Сверху — философ, под ним — воины (люди-собаки), дальше трудовые массы и т. д.
С теории государства Платона стартовала мировая политика, какой мы её знаем по сию пору, по его лекалам с тех пор живёт всемирная корпорация жречества, потому что большинство мировых религий признают основные принципы платонизма: трансцендентность и недоступность мира идей и жреческое самосознание — каждый жрец он ещё и философ.
Платон же объявил, что поэзия должна быть изгнана из идеального государства, поскольку своими произведениями поэты де пробуждают, питают и укрепляют худшую сторону души и губят ее разумное начало.
Тайна Эйдолона
Вычеркнуть, отбросить, изъять, исключить, запретить учителям использовать «плохие» стихи в беседах с учениками и не давать поэту хора для постановки его трагедии, если он говорит о богах «что-то не то» — именно такими рекомендациями буквально пестрит текст платоновского «Государства». Там же Платон заявляет, что правители могут и должны применять ложь в качестве лечебного средства «ради своих граждан для пользы своего государства».
Главный враг для Платона — поэт, который отказывается быть «иконой» идеи (согласно его концепции все мы, а также все предметы космоса являемся иконами изначальных идей). Он отказывает поэту в восхождении к высшим измерениям и утверждает для него презрительный термин «эйдолон», обозначающий копию или образ, «призрак» идеи, не выражающий её сущности. У Платона слово это носит, как правило, бранный характер: «фабриканты образов» — такую характеристику заслуживают у него поэты и художники. И подобное мировоззрение просуществовало вплоть до сегодняшнего дня!
И только в конце 20 века французский философ Делёз попытался оспорить страшный ярлык «эйдолона», он взял популярное постмодернистское понятие «симулякр», провозгласил в своей концепции симулякр-эйдолон главным бунтарём против мира холодных идей и их безропотных копий-икон.
А несколько раньше Делёза, ещё перед Русской революцией, поэт Николай Гумилёв утверждал сходные концепции. Формируя литературную школу акмеизма, Гумилёв взял отринутый «эйдолон» на вооружение. В его представлении именно через «эйдолон — сущностный образ, может быть воплощена идея искусства и красоты». С начала философии было не так: вверху идеи, под ними образы, феномены, копии. А акмеисты заявляли, будто сибирские шаманы, что с небесами и высшими измерениями можно общаться напрямую через поэтические знаки-эйдолоны.
Поэтому, отвечая на вопрос «Что первичнее: форма или содержание в художественном произведении?», акмеист Осип Мандельштам в статье «О природе слова» писал о том, что все слова в произведении нужно рассматривать как самостоятельные образы, не отдавая предпочтения ни форме, ни содержанию.
Философские иерархии формы и содержания рухнули, любое слово при желании поэта открывало врата к любым сферам Бытия. Что конечно напоминает знаменитое изречение Пико делла Мирандолы: «Ты же, не стеснённый никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю». Акмеисты посмели амнистировать эйдолон и войти в отношения с богами, минуя философов, жрецов, госаппарат, медиамагнатов и работников МИДа.
Старший Гумилёв утверждал, что «поэтическое творчество есть оплодотворение одного духа другим посредством слова». Тогда читатель «испытывает то же, что сам поэт, так что мысль изреченная становится уже не ложью, а правдой». Деятельность акмеистов оказывалась сродни подвигу Прометея — они привносят в Мир Сей небесный огонь и через стихи передают его людям. Это не жрецы и философы, что сидят на яйцах своих трансцендентных идей и по капле передают пастве божественное послание. Нет! Поэты получают много и сразу всё раздают. И мир становится иным.
Озарения романтиков русского Серебряного века пришли к человечеству значительно раньше, чем начали меняться основные смысловые парадигмы нашей популяции. Поэтому акмеистов уничтожили и расстреляли. Товарищ Сталин примерял на себя личины учёного, царя-философа и даже лингвиста вполне в платоновском античном формате. И устроил русским поэтам самый настоящий поэтоцид, которого отродясь не было ни в России, да возможно и в человеческой хронологии. При нём были уничтожены поэты и писатели Клюев, Мандельштам, Орешин, Клычков, Пильняк, Эфрон, Хармс, Бабель, Корнилов, Третьяков, Пунин, Ярославцев, Нарбут, Мейерхольд, Олейников, Карсавин, Введенский… Про сидевших и покончивших жизнь самоубийством даже писать не буду, дабы не умножать наши печали. Калиброванный царь-жрец-философ Железного века, угадывал в мятежном силуэте поэта главного конкурента по влиянию на массы. Человек, с пробуждённым сознанием мечтал управлять миллионами правополушарников своей пирамиды, утверждая им, будто бог, что лучше для них, а что нет. А тут поэты путаются под ногами.
Восстание Эйдолона
У Бориса Акунина в сериале про сыщика Фандорина есть роман «Любовница смерти». Он повествует про поэтический клуб самоубийц, по правилам которого нужно было писать изысканные стихи и красиво уходить из жизни. И всем руководил философ платоновского типа, невероятный упырь «Дож», высасывающий жизнь, пользуясь поэзией и философией для своих манипуляций и власти над людьми, как он её понимал. Самое страшное стихотворение романа, словно бы выпало из досье про «Матросов» Вертинского и «Белый корабль» Лавкрафта:
Я ночью спать не могу
И днем я стучу зубами
На дальнем том берегу
Хочу быть призраки с вами
Будем вместе гулять как бывало
Скалить мертвые рты свои
И на зубчатые скалы
Заманивать корабли…
Припомним, что призрак согласно Платону это и есть эйдолон… В таком формате миссия «идеального философа» отлавливать и уничтожать акынов, словно «проклятые симулякры».
Акунинский философ селил поэтов в свои квартиры, в которые проводил специальные трубы, сделанные на манер диджериду австралийских аборигенов. При определённом порыве ветра они издавали глухие голоса: «Умри! Умри!». И поэты убивали себя, кто же выдержит такие голоса? Есенин, Маяковский, Цветаева многое могли бы рассказать про тайные трубы платоновского государства. Философ предстаёт в образе торговца между смертью и жизнью, он будто лярва в средневековой эзотерике — дух неупокоенного злого человека. Он не медиатор, но граница, черта (отсюда слово «чёрт») между мирами.
Но поэт это риск, он добровольно бросается в прорвы, прыгает на описанные Акуниным зубчатые скалы смерти. Поэт, да, тонет… а потом выныривает с другой стороны.
Потому что поэт — не только пророк, но и герой нашего мира.
Затянувшийся омерзительный Платон, как квинтэссенция любых жестоких систем в вашей голове бубнит и бубнит, что миром должны править философы. Но философы работают только в Мире Этом, в абстрактных моделях собственных схем. Нынче человечеству открылся бесконечный космос, новейшая физика признала существование иных миров. Явленную реальность способны понять и описать не философы, но поэты. (Философы наверное тоже могут, если будут аккуратно за поэтами двигаться в обозе поэтической энтелехии, и всё за ними записывать).
Но если есть волшебный эйдолон, если «призрак» это не призрак, но метафизический вестник бесконечной и вечной плазменной вселенной, то что получается?
Что все мировые герои, записанные философией и исторической наукой в «призраки» имеют шанс вернуться и обогатить, наполнить нашу скучнейшую юдоль. При таком фартовом раскладе может ожить даже призрак-эйдолон Пресвитера Иоанна, царя и трубадура, проживающего на Востоке в окружении магических зверей, дервишей и сотен тысяч золотых колесничих. С точки зрения «философского мировоззрения» Пресвитер Иоанн не более чем эйдолон Иоанна Крестителя, Чингисхана или императора Фридриха Барбароссы. Но с точки зрения поэзии этот главный симулякр Востока просто таки надежда на иное счастливое будущее нашей планеты. О его спасительном приходе в нашу юдоль поют барды и труверы, начиная со Средневековья. От их радостных рулад все тоталитарные системы, эгрегоры и уицраоры подлунной земли впадают в уныние и страх. Ведь в нашу юдоль вновь стучится Спаситель с пробуждённым сердцем, творящий вселенные через стихи!
Как это работает ещё в 1916 году показал «акмеист» Сергей Городецкий, написав либретто для «Скифской сюиты» Прокофьева. В ней Скифы и бог Велес спасают от мертвяков-старейшин и Чужебогов Девицу-Красоту, восхитительную Алу.
Спустя год произошла Русская революция и весь мир лицезрел вернувшихся на тачанках-колесницах скифов в войлочных колпаках-будёновках. Они пришли, чтобы искоренить Чужебогов и спасти Россию-Красу. И все мы с тех пор живём в поэтической и музыкальной скифской мета-вселенной Городецкого и Прокофьева!
Эйдолон Святого Духа
Образ, создаваемый поэтом, он же «призрак-эйдолон» трижды проклятый философами, оказался волшебным материалом, способным преобразовывать человеческие юдоли и астрономические универсумы и создавать миры новые — небывалые.
Американский поэт Уолт Уитмен изумительно изобразил чудеса эйдолонов «фабрикуемые» поэтами и пророками:
All space, all time,
(The stars, the terrible perturbations of the suns,
Swelling, collapsing, ending, serving their longer, shorter use,)
Fill’d with eidolons only.The noiseless myriads,
The infinite oceans where the rivers empty,
The separate countless free identities, like eyesight,
The true realities, eidolons.
Not this the world,
Nor these the universes, they the universes,
Purport and end, ever the permanent life of life,
Eidolons, eidolons.
Тела, океаны, иные миры, животные и звёзды — всё в этом мире подвластно гению поэта, играющего образами-эйдолонами, будто мячами далёких и близких планет.
В нашем сердечном знании Поэт подобен сердцу, своими ритмами и биениями, песнями и медитациями, открывающему новые кровотоки, плазменные рукава, кисельные реки и космические берега. Но кто одухотворяет сердце? Наполняет его уранические кислородом, солнечным ветром? Конечно же Дух святой, божественное дыхание, поцелуй золотого воздуха.
Без философов, идей, жрецов, лярв, посредников, продюсеров, президентов!
Без!
Уснащает Поэта милостью Святого Духа. И поэты-пророки выхватывают потусторонний луч и взращивают его до размеров вселенной. Прелестный чудный Эйдолон!
«Велает-е-шаар»
Поэт и богослов аятолла Хомейни очень переживал, что у мусульман-шиитов нет развитой доктрины построения своего государства. Потому ортодоксальные шииты вынуждены тысячелетиями подчиняться разного рода правителям: истинным джиннам, философам и упырям. Тогда он взял и придумал концепцию Правления Богослова — велает-е-факих. Он заявил, что богослов способен управлять странами и народами. И так это всем понравилось, что в Иране произошла революция и к власти в стране пришёл богослов Хомейни. На основании собственной концепции, фактически собственного поэтического и юридического утверждения. Согласно своему «эйдолону», что внезапно попал в резонанс с волей небес и народных масс.
Потому к озарениям русских «акмеистов» давайте отнесёмся предельно внимательно! Зафиксируем их идею, что только поэты и способны органично рулить государствами будущего!
А ведь эти самые страны будущего будут непростыми — от Костромы до экзопланета Кеплер-Б. Населёнными людьми, умными лишайниками, говорящими дельфинами, разумными красными карликами и космическими грузинами. И попробуй со всеми договорись на языке государственной машины.
Стихослогатели мыслят сердцем, а не рассудком. Ведь если отталкиваться только от рассудка, то людьми может править любая нейросеть. Но эта бездушная нейросеть никогда не свяжет нас с бесконечными огненными мирами, не улучшит и не преобразит человека. Души у неё нет, и мыслить она сердцем не может.
А поэты способны утвердить в Универсуме любовь, свет и красоту, перевести популяцию в новую эпоху, поднять наши вибрации, достичь гармонии с природой и космосом.
Назовём новую концепцию по-персидски в честь родины главных поэтов человечества — Низами и Фирдоуси. У Хомейни Правление Богослова называется «велает-е-факих». По аналогии наше Правление Поэта мы будем именовать «велает-е-шаар». Новой эпохе — новое управление!
Где законы, как строки, а министры, как рифмы.
А со временем все музыкальные и поэтические артели и корпорации прямым голосованием выберут Главпоэта — долгожданного царя Золотого Века.
Велает-е-шаар — Председателя Земного Шара.
Что подобно пресвитеру Иоанну даст народам Земли правду, свободу, счастье и красоту.
Ведь управлять он будет особенным образом:
ЧЕРЕЗ СЕРДЦЕ, СТИХИ И ФОТОНЫ СВЕТА!
Павел Зарифуллин
Il regno dei poeti sul pianeta Terr
di Pavel Zarifullin
Filosofo contro poeta
Il poeta russo Nikolai Gumilëv sosteneva che i poeti dovrebbero governare i loro Stati perché sono le persone più intelligenti. Nikolai Stepanovič lo spiegava così: se un uomo è in grado di scegliere le parole più armoniose tra milioni di parole, allora forse sarà in grado
di vagliare le più ragionevoli dall’elenco delle leggi! Ma non è tutto: Gumilëv era convinto che il poeta fosse un vicario diretto di Dio sulla terra, perché può creare mondi con le parole. E se il poeta ordina alla pioggia di «fermarsi», l’elemento ha una sola scelta: obbedire immediatamente.
Gabriele d’Annunzio doveva ottenere l’Italia, Anatole France la Francia, Gumilëv la Russia.
Sarebbe bello, se fosse così. Ma anche al tempo della Rivoluzione russa, quando c’era, per dirla con Alexander Kerensky, «l’infinita creatività delle masse», solo due regioni — l’Altai (Grigorij Choros-Gurkin) e la Carelia bianco-finlandese (Akseli Gallen-Kallela) — erano
guidate da artisti.
I poeti non ottennero nulla, e quelli di loro che avevano «volontà di potenza» furono fucilati, come Gumilëv e portati al suicidio, come Boris Savinkov (versione ufficiale).
Tutta la colpa era ovviamente del sistema, una volta accettata dall’umanità la dottrina del ruolo del pensiero nel controllo delle masse.
Nel cosiddetto «Tempo assiale», nel primo millennio a.C., si decise improvvisamente che l’Oikoumene avrebbe dovuto essere governato da un uomo filosofico — per esempio,
l’allievo di Aristotele Alessandro Magno — un modello per tutti i futuri governanti del mondo. Il pensiero mitopoietico fu quindi dichiarato dominio degli emarginati.
Lo psicologo Julian James ha integrato gli studi culturali sull’arrivo dell'»Età assiale» con intuizioni neuropsicologiche. Egli affermò che la forma di coscienza emisferica sinistra si ribellava alla forma di comprensione del mondo sintetica e mitologica emisferica destra
che aveva dominato l’ambiente umano fino alla catastrofe dell’Età del Bronzo. Nel conflitto schizofrenico tra i due emisferi, i filosofi «coscienti» trionfarono su sciamani, profeti e oracoli, e il primo filosofo tra loro fu l’antico nobile greco Platone, creatore del concetto di Stato ideale.
Le Idee di Platone, i fondamenti primordiali dell’Essere, si trovano in uno speciale iperspazio, tutte le cose del mondo sono loro manifestazioni, icone e avatar. È praticamente impossibile conoscere le idee originarie, gli uomini sono nella caverna del nostro mondo pugnalato e giudicano l’ideale dalle ombre sulla parete della caverna. Ma qualcuno (Platone intendeva se stesso e il suo maestro Socrate), un uomo con la coscienza risvegliata può vedere queste idee. Queste grandi persone (i filosofi) dovrebbero d’ora in poi governare Stati e possedimenti organizzati secondo il principio della piramide. In cima — il filosofo, sotto di lui — i guerrieri (uomini-cane), poi le masse lavorative, ecc.
La teoria dello Stato di Platone ha dato il via alla politica mondiale come la conosciamo oggi; la corporazione mondiale dei sacerdoti vive da allora secondo i suoi modelli, perché la maggior parte delle religioni mondiali riconosce i principi fondamentali del platonismo: la
trascendenza e l’inaccessibilità del mondo delle idee e l’autocoscienza sacerdotale — ogni sacerdote è anche un filosofo.
Platone dichiarò che la poesia doveva essere bandita dallo stato ideale, perché con le loro opere i poeti risvegliano, alimentano e rafforzano il lato peggiore dell’anima e distruggono la sua razionalità.
Il mistero di Eidolon
Cancellare, scartare, ritirare, escludere, proibire agli insegnanti di usare poesie «cattive» nelle conversazioni con gli alunni e non dare a un poeta un coro per la messa in scena della sua tragedia se dice «qualcosa di sbagliato» sugli dei: queste sono le raccomandazioni che costellano letteralmente il testo dello «Stato» di Platone. Platone
dichiara anche che i governanti possono e devono usare la menzogna come rimedio curativo «per il bene dei loro cittadini a vantaggio del loro Stato».
Il nemico principale per Platone è il poeta, che rifiuta di essere «icona» di un’idea (secondo la sua concezione, tutti noi, così come tutti gli oggetti del cosmo, siamo icone di idee primordiali). Rifiuta di permettere al poeta di ascendere alle dimensioni superiori e afferma
per lui il termine spregiativo di «eidolon», che denota una copia o un’immagine, un «fantasma» di un’idea che non esprime la sua essenza. In Platone questa parola è, di norma, una parolaccia: «fabbricatori di immagini» — questa è la caratterizzazione che si
merita per poeti e artisti. E una simile visione del mondo è esistita fino ai giorni nostri!
E solo alla fine del XX secolo il filosofo francese Deleuze ha cercato di sfidare la terribile etichetta di «eidolon», ha preso la popolare nozione postmodernista di «simulacro», ha proclamato nel suo concetto di simulacro-eidolon il principale ribelle contro il mondo delle
idee fredde e delle loro copie-icone senza compiacimento.
E un po’ prima di Deleuze, prima della Rivoluzione russa, il poeta Nikolai Gumilëv affermò concetti simili. Formando la scuola letteraria dell’acmeismo, Gumilëv adottò il rifiuto dell'»eidolon». Secondo lui, è attraverso «l’eidolon, l’immagine essenziale, che si può incarnare l’idea di arte e bellezza». Non è stato così fin dall’inizio della filosofia: idee in alto, immagini, fenomeni, copie sotto di esse. E gli Acmeisti dichiararono, come sciamani siberiani, che era possibile comunicare direttamente con il cielo e le dimensioni superiori attraverso segni poetici-eidoloni.
Per questo, rispondendo alla domanda «Che cosa è più primario: la forma o il contenuto in un’opera d’arte?», l’acmeista Osip Mandelstam scrisse nel suo articolo «Sulla natura della parola» che tutte le parole in un’opera dovrebbero essere considerate come immagini
indipendenti, senza privilegiare né la forma né il contenuto.
Le gerarchie filosofiche di forma e contenuto crollavano, qualsiasi parola, se il poeta lo desiderava, apriva le porte a qualsiasi sfera dell’Essere. Il che, naturalmente, ci ricorda il famoso detto di Pico della Mirandola: «Tu, però, non costretto da alcun limite, determinerai
la tua immagine per tua decisione, nel cui potere io ti pongo». Gli acmeisti osarono amnistiare l’eidolon ed entrare in relazione con gli dei, scavalcando filosofi, sacerdoti, apparati statali, magnati dei media e funzionari del Ministero degli Esteri.
L’anziano Gumilëv sosteneva che «la creatività poetica è l’impregnazione di uno spirito da parte di un altro attraverso la parola». Allora il lettore «vive la stessa esperienza del poeta, così che il pensiero pronunciato diventa non una menzogna, ma la verità». L’attività degli Acmeisti si è rivelata simile all’impresa di Prometeo: portano il fuoco celeste nel mondo e lo trasmettono agli uomini attraverso la poesia. Non sono sacerdoti e filosofi che siedono
sulle uova delle loro idee trascendentali e trasmettono il messaggio divino al gregge goccia a goccia. No, i poeti ricevono molto e lo danno tutto in una volta. E il mondo diventa diverso.
Le intuizioni dei romantici dell’età d’argento russa sono arrivate all’umanità molto prima che i paradigmi semantici di base della nostra popolazione iniziassero a cambiare. Ecco perché gli Acmeisti furono distrutti e fucilati. Il compagno Stalin ha provato a vestire i panni
dello scienziato, dello zar-filosofo e persino del linguista, secondo il formato platonico antico. E ha organizzato per i poeti russi il vero poetocidio che da tempo immemorabile non c’è stato in Russia, e probabilmente nella cronologia umana. Poeti e scrittori Klyuev,
Mandelstam, Oreshin, Klychkov, Pilnyak, Efron, Kharms, Babel, Kornilov, Tretyakov, Punin, Yaroslavtsev, Narbut, Meyerhold, Oleinikov, Karsavin, Vvedensky… Non scriverò nemmeno
di coloro che sono stati imprigionati e si sono suicidati, per non moltiplicare le nostre pene.
Il calibrato zar-sacerdote-filosofo dell’età del ferro, indovinava nella sagoma ribelle del poeta il principale concorrente nell’influenzare le masse. L’uomo con la coscienza risvegliata sognava di governare su milioni di emisferi destri della sua piramide, affermando loro, come se fosse un dio, ciò che è meglio per loro e ciò che non lo è. E ci sono poeti che fanno casino.
La ribellione di Eidolon
Boris Akunin ha un romanzo intitolato La padrona della morte nella sua serie sul detective Fandorin. Racconta di un club poetico di suicidi, secondo le cui regole era necessario scrivere poesie squisite e lasciare splendidamente la vita. Il tutto era guidato da un filosofo
di tipo platonico, un incredibile demone «Doge», che succhiava la vita, usando la poesia e la filosofia per le sue manipolazioni e il potere sulle persone, come lui lo intendeva. La poesia più terrificante del romanzo sembra uscita da un dossier di «Marinai» di Vertinsky e «La nave bianca» di Lovecraft.
La notte non riesco a dormire
E di giorno digrigno i denti
Su quella riva lontana
Voglio essere un fantasma con te
Cammineremo insieme come una volta
# Rotolando le nostre bocche morte #
E sulle scogliere frastagliate
Per attirare le navi…
Ricordiamo che il fantasma secondo Platone è un eidolon… In questo formato, la missione del «filosofo ideale» è quella di catturare e distruggere gli Akunin come «simulacri maledetti».
Il filosofo di Akunin sistema i poeti nei suoi appartamenti, nei quali collega dei tubi speciali fatti come il didgeridoo degli aborigeni australiani. A una certa folata di vento, emettevano voci soffocate: «Muori! Muori!». E i poeti si uccidevano, chi poteva sopportare tali voci?
Yesenin, Mayakovsky, Tsvetaeva potrebbero dirci molto sulle trombe segrete dello Stato di Platone. Il filosofo appare come un mercante tra la morte e la vita, è come una larva nell’esoterismo medievale — lo spirito di un uomo malvagio non vinto. Non è un mediatore,
ma un confine, una linea (da cui la parola «diavolo») tra i mondi.
Il poeta è però un rischio, si getta volontariamente nelle brecce, salta sulle scogliere frastagliate della morte descritte da Akunin. Il poeta, sì, annega… e poi riemerge dall’altra parte.
Perché il poeta non è solo un profeta, ma anche un eroe del nostro mondo.
L’abominio persistente di Platone, come quintessenza di ogni sistema violento nella vostra testa, continua a ripetere che il mondo dovrebbe essere governato dai filosofi. Ma i filosofi lavorano solo nel Mondo di Questo, nei modelli astratti dei loro schemi. Oggi il cosmo infinito si è aperto all’umanità, la fisica più recente ha riconosciuto l’esistenza di altri mondi. La realtà rivelata può essere compresa e descritta non dai filosofi, ma dai poeti. (Probabilmente possono farlo anche i filosofi, se seguiranno con attenzione i poeti nel carro dell’entelechia poetica e registreranno tutto dopo di loro).
Ma se esiste un eidolon magico, se il «fantasma» non è un fantasma, ma un messaggero metafisico dell’universo plasmatico infinito ed eterno, cosa succede?
Che tutti gli eroi del mondo, scritti dalla filosofia e dalla scienza storica in «fantasmi», hanno la possibilità di tornare e arricchire, riempire il nostro tugurio più noioso. In questo modo, anche il fantasma-idolo del Presbitero Giovanni, il re e trovatore che viveva in Oriente circondato da animali magici, dervisci e centinaia di migliaia di aurighi d’oro, può
prendere vita. Dal punto di vista di una «visione filosofica del mondo», Presbyter John non è altro che un eidolon di Giovanni Battista, Gengis Khan o dell’imperatore Federico Barbarossa. Ma dal punto di vista della poesia questo principale simulacro dell’Oriente è semplicemente una speranza per un altro futuro felice del nostro pianeta. Bardi e
trombettieri fin dal Medioevo hanno cantato il suo arrivo salvifico nel nostro mondo. Le loro gioiose roulades fanno cadere nello sconforto e nella paura tutti i sistemi totalitari, gli egregori e gli uitsraor della luna. Dopo tutto, il Salvatore dal cuore risvegliato, che crea universi attraverso la poesia, bussa di nuovo alla nostra porta!
Nel 1916, l'»acmeista» Sergei Gorodetsky ha mostrato come funziona scrivendo il libretto della Suite scita di Prokofiev. In essa, gli Sciti e il dio Veles salvano dagli anziani morti e dagli dei stranieri la fanciulla-Krasota, la deliziosa Ala.
Un anno dopo ebbe luogo la Rivoluzione russa e tutto il mondo vide gli Sciti incappucciati di feltro, che tornarono su carri a ruota. Sono venuti per sradicare gli dèi stranieri e per salvare la Russia-Krasa. E tutti noi da allora viviamo nel meta-universo poetico e musicale degli Sciti di Gorodetsky e Prokofiev!
Eidolon dello Spirito Santo
L’immagine creata dal poeta, alias l'»eidolon fantasma» tre volte maledetto dai filosofi, si è rivelata un materiale magico capace di trasformare tombe umane e universi astronomici e di creare nuovi mondi, senza precedenti.
Il poeta americano Walt Whitman ha meravigliosamente descritto le meraviglie degli eidolon «fabbricati» da poeti e profeti:
Tutto lo spazio, tutto il tempo,
(Le stelle, le terribili perturbazioni dei soli,
che si gonfiano, collassano, finiscono, servono per il loro uso più o meno lungo).
solo gli eidoloni, le miriadi senza rumore,
Gli infiniti oceani dove i fiumi sono vuoti,
Le innumerevoli identità libere e separate, come la vista,
Le vere realtà, gli eidoloni.
Non questo il mondo,
né questi gli universi, essi gli universi,
Scopo e fine, sempre la vita permanente della vita,
Eidoloni, eidoloni.
Corpi, oceani, altri mondi, animali e stelle: tutto in questo mondo è sotto il controllo del genio del poeta, che gioca con le immagini degli eidoloni come se fossero sfere di pianeti lontani e vicini.
Nella nostra conoscenza del cuore il Poeta è come un cuore, con i suoi ritmi e i suoi battiti, i suoi canti e le sue meditazioni, che aprono nuove correnti di sangue, braccia di plasma,
fiumi di gufi e rive cosmiche. Ma chi spiritualizza il cuore? Lo riempie di ossigeno uranico, di vento solare? Certamente lo Spirito Santo, il respiro divino, il bacio dell’aria dorata.
Senza filosofi, idee, sacerdoti, preti, lärv, mediatori, produttori, presidenti!
Senza!
Equipaggia il Poeta con la grazia dello Spirito Santo. E i poeti-profeti strappano il raggio ultraterreno e lo alimentano fino alla dimensione dell’universo. L’adorabile e meraviglioso Eidolon!
«Velayet-e-shaar»
Il poeta e teologo Ayatollah Khomeini era molto preoccupato dal fatto che i musulmani sciiti non avessero una dottrina sviluppata per costruire il loro Stato. È per questo che gli sciiti ortodossi hanno dovuto obbedire a diversi tipi di governanti per migliaia di anni: veri e
propri jinn, filosofi e demoni. Così ha elaborato il concetto di Regola del Teologo — velayet-e-faqih. Dichiarò che il teologo era in grado di governare paesi e popoli. La cosa piacque così tanto che in Iran scoppiò una rivoluzione e il teologo Khomeini salì al potere nel
Paese. Sulla base del suo stesso concetto, anzi della sua stessa dichiarazione poetica e giuridica. Secondo il suo «eidolon» che improvvisamente entrò in risonanza con la volontà dei cieli e delle masse.
Pertanto, trattiamo le intuizioni degli «acmeisti» russi con la massima attenzione! Fissiamo la loro idea che solo i poeti sono in grado di governare organicamente gli Stati del futuro!
E questi Paesi del futuro non saranno semplici — da Kostroma all’esopianeta Kepler-B. Popolati da persone, licheni intelligenti, delfini parlanti, nane rosse intelligenti e georgiani spaziali. E cercate di negoziare con tutti loro nella lingua della macchina statale
I verseggiatori pensano con il cuore, non con l’intelletto. Dopotutto, se partiamo solo dall’intelletto, le persone possono essere governate da qualsiasi rete neurale. Ma questa rete neurale senz’anima non ci metterà mai in contatto con infiniti mondi infuocati, non migliorerà e trasformerà un essere umano. Non ha anima e non può pensare con il cuore.
Ma i poeti sono in grado di stabilire l’amore, la luce e la bellezza nell’Universo, di portare la popolazione in una nuova era, di innalzare le nostre vibrazioni, di raggiungere l’armonia con la natura e il cosmo.
Chiamiamo il nuovo concetto in persiano, in onore della patria dei principali poeti dell’umanità: Nizami e Ferdowsi. Khomeini chiama il Consiglio del Teologo «velayet-e-faqih». Per analogia, chiameremo il nostro Consiglio dei Poeti «velayet-e-shaar». A una nuova era, a un nuovo governo!
Dove le leggi sono come versi e i ministri come rime.
E col tempo tutti gli artisti e le corporazioni musicali e poetiche eleggeranno con voto diretto il Glavpoet, il tanto atteso re dell’Età dell’Oro.
Velayet-e-shaar — il Presidente del Globo Terrestre.
Che come il Prete Gianni darà ai popoli della Terra verità, libertà, felicità e bellezza.
Perché governerà in modo speciale:
ATTRAVERSO IL CUORE, LA POESIA E I FOTONI DI LUCE!
Traduzione a cura di Lorenzo Maria Pacini
Seguici su Telegram https://t.me/ideeazione
Il nostro sito è attualmente sotto manutenzione a seguito di un attacco hacker, torneremo
presto su www.ideeazione.com
