Павел Зарифуллин «Божий дар или яичница?»

… А теперь возьмите любого русского человека, и таки не трогайте его, оставьте его в покое, и что он сделает с Бараном, как он с ним поступит?

Русский понапихает барана всякой невероятно обильной всячиной и засунет красавца в духовку. Это будет Запечёный Баран. Овен, как русское солнце, придёт к нам из тайны печи, из её чрева, будто светило на зимний солнцеворот.

И здесь конечно пропасть в мировоззрении двух этносов, начиная с казалось бы банальных вещей — где и как лучше пожрать…

Заметим, что идея кавказского шашлыка она куда ближе к Барану Жмеринки, чем к барану русской печи.

Тема варёной пищи, казанов, набитых до верху пловцом, походных кочевых котлов отсылает нас к номадам Евразии — многочисленным тюркским народам. И не случайно самый большой русский котёл гордо именуется у нас — казан.

Тюркское варево — промежуточное звено между печёным и жареным. Заметим, что у нас появилось целое направление, на которое Леви Строс не обращал внимание: ПЕЧЁНОЕ.

Оно связано со Священным русской кулинарии, что строится как и весь посконный русский быт — вокруг русской же печи.

Печь в русском символизме абсолютна. Она как ноев ковчег тащит на себе несколько поколений крестьян: у всех своё место — у детей и у стариков, у кого на рубке, а у кого в трюме. На печи лечатся от всех болезней, на ней согреваются. В печи, в её золе моются. Печь это и место инициации, потому что Баба-яга суёт Ивана-Царевича (а Лиса — Жихарку) на лопате прямо в печь.

И естественно на печи готовят. Готовят совершенно особым способом — прогревают корчаги, ендовы и сковороды с пищей термальным образом, будто на камчатских гейзерах или на алхимическом тайном огне. На очень низких температурах 30-40 градусов «томят» от двух до бесконечности часов русскую пищу. Этот способ сохраняет все ценные качества зерна, не пережаривая его, делая еду умопомрачительно вкусной.

«Томление» безусловно оставило неизгладимый отпечаток на характере и качестве русского народа, на идее томить людей, врагов и друзей: в очередях, на почте, в присутственных местах, в тюрьмах, в оставленной Кутузовым Москве.

Посмотрите как ведёт себя Путин на Украине. Американцы давно бы её уже зажарили и съели. А дядя Вова не так. Положил Украину в печку и всех томит: и янкелей и хохлов и новороссов. Все визжат, вопят, стреляют. А дядя Вова не возмутим: вынул из духовки — видит — бок пропекся, отрезал с краю ножичком и опять туда же. Томит, сводит любителей жаренного с ума.

Наш Пьяный корабль

Нас во всей этой истории с кухней интересует конечно же вопрос Белой индии и Русского Священного.

Обращаться за топографией, сакральной географии этой страны нужно в первую очередь к Николаю Клюеву, к его магической поэме «Белая индия». Это своего рода «Пьяный корабль» Рэмбо, открывающий потаённые, запретные миры Бессознательного. А в нашем случае — Русского Бессознательного. Клюев повествует о потерянной ладанке Господа Саваофа, своего рода русском Святом Граале, который и есть самоя по себе Белая индия.

На дне всех миров, океанов и гор

Хоронится сказка — алмазный узор,

Земли талисман, что Всевышний носил

И в Глуби Глубин, наклонясь, обронил.

За ладанкой павий летал Гавриил

И тьмы громокрылых взыскующих сил, —

Обшарили адский кромешный сундук

И в Смерть открывали убийственный люк,

У Времени-скряги искали в часах,

У Месяца в ухе, у Солнца в зубах;

Увы! Схоронился «в нигде» талисман,

Как Господа сердце — немолчный таран!..

Земля — Саваофовых брашен кроха,

Где люди ютятся средь терний и мха,

Нашла потеряшку и в косу вплела,

И стало Безвестное — Жизнью Села.

 .